Муромцев дозвонился и скучным тоном вызвал бригаду. И попросил прихватить аптечку, явно не собираясь так просто расставаться с Далматовым.
– Илья, – Саломея очнулась и словно впервые его увидела, – ты приехал!
– Приехал. Я тебя запру!
Она кивнула.
– В подвале запру. Или в бункере!
– Ты меня убьешь. И у тебя нет бункера.
– Построю. Специально для тебя. С металлической дверью и двумя десятками замков. Спать тянет? Голова болит? Кружится?
– Нет…
– Вы, дамочка, присели бы, а то отходняк – это дело такое… – встрял Муромцев. – Доктор сейчас приедет.
– У тебя кровь идет. – Саломея дотронулась до шеи Ильи. – А говорил, что ни царапины.
Далматов заставил ее присесть. На ней был чужой халат, слишком маленький и тесный, он расходился на ее груди, было видно, что под ним ничего нет. На ногах Саломеи – поношеные тапочки и мокрые носки. И волосы у нее еще влажные.
– Давай вернемся домой, – попросила она, обнимая себя обеими руками.
– Не выйдет. Сначала показания, а потом – домой. Ну-ка, расскажите, как вы сюда попали? – Муромцев подвинул стул так, чтобы сесть напротив Саломеи.
– Она позвала. Я не знала, что это – она. Просто голос…
– То есть позвонил неизвестный, который попросил вас сюда приехать? И вы с готовностью откликнулись на просьбу? – Светлые Добрынины брови сошлись над переносицей. – Это у вас в привычках или как?
– Он… голос… сказал, что, если я не приеду, то ты умрешь. – Саломея произнесла это, глядя на Далматова таким беспомощным взглядом, что у него возникло единственное желание – забрать ее отсюда побыстрее.
– То есть друг друга спасаете? Занятное хобби.
– Добрыня, я ведь могу и адвокатов пригласить!
– А я могу вас обоих запереть, – с готовностью парировал Муромцев. – До выяснения обстоятельств. Заодно, глядишь, и общий язык нашли бы. А то недоговариваете вы что-то. Нехорошо, гражданин Далматов!
Держали их в отделении недолго.
Очевидность суицида, подкрепленная запиской, которую нашли в руке умершей.
«От судьбы не уйдешь.
За свое я отвечу. Чужого мне не надо.
Верните чашу Ренате».
Чашу изъяли. И вино. И свечи, хотя особой надобности в этом не было. Если все обстояло так, как говорила Саломея, то в вине ничего не найдут, равно как и в чаше. Сверхъестественное логическому объяснению не поддается. И Муромцев, похоже, прекрасно это осознает…
Он лично проводит опрос.
Стандартные вопросы. Стандартные ответы, которые принимались, как понял Далматов, сугубо из доброго расположения к ним Муромцева, выступали этаким авансом доверия с его стороны. И Добрыня был так любезен, что предложил их подвезти домой.