– Уж больно вы рисково водите, – сказал он Илье. – А вам, гражданочка, я бы порекомендовал не спешить убегать из дома по первому же звонку.
Отказаться от этой любезности было бы неразумно, но Илья отказался.
– Если хочешь поговорить, – ответил он, понимая, что разговор неизбежен: любая помощь требует ответной услуги, – тогда поехали. Но за руль сяду я.
Муромцев, как ни странно, согласился. Только сел он в собственный «фордик». И Саломее предложил сесть в свою машину:
– А то мало ли…
– Аварий не будет. – Саломея ответила так, как будто знала это наверняка. – Мы умрем иначе.
– Гражданочка, вы меня пугаете! Может, все-таки к врачу?
– Домой.
Она не уточнила, к кому именно домой. Забравшись в машину, Саломея пристегнула ремень безопасности и села, скрестив руки на груди.
– Ругать меня будешь? – спросила, поглядывая искоса.
– Буду. И запру. Говорил же…
– Ты оставил завещание, так она сказала. И, если ты умрешь, то все твое станет моим. Ты об этом не говорил.
– Я не намеревался умирать. И не собираюсь.
Муромцев держался сзади. Не то почетный караул, не то – конвой. Ему нечего было им обоим предъявить. Далматов – пострадавшая сторона, и Саломея – тоже.
– Но завещание ты составил?
– Да.
– Почему?
– Я предусмотрительный.
И в жизни случается всякое. Даже если у тебя нет планов на собственную смерть, это еще не значит, что у нее нет планов на тебя.
– И почему я?
Для нее и правда важен этот вопрос.
– А кто же еще? Больше как-то и некому оставить все… что она еще сказала?
Эта женщина, весьма своевременно сбежавшая на тот свет… Далматов не отказался бы побеседовать с ней. Желательно – наедине и в каком-нибудь тихом месте.
– Что еще она сказала?
– Что наших родителей знали… что они не совсем честные дела вели.
– Тоже мне новость!
А для нее и правда – новость. Теперь она расстроится. Далматову это не нравилось – видеть ее расстроенной.
– И что, возможно, ты… избавился от своего отца.
Выжидающий взгляд, закушенная губа.
– Я собирался, но… потом передумал. Не стоило оно того. И мама погибла тоже. Ее бы я точно не тронул.
– Я тебе верю.
– Спасибо.
Странно, раньше Илье было плевать, что о нем думают, однако сейчас он искренне был ей благодарен.
– Кто знал о твоем завещании? – Саломея сунула мизинец в рот. – Ты же вряд ли о нем распространялся?
– Нотариус. Два свидетеля.
Далматов примерно представлял себе, где искать «крысу». Но с ней он разберется позже. В конечном итоге, завещание – это лишь элемент, который занял свое место в общей картине игры. Сейчас его интересовало кое-что другое.
– Что ты увидела в чаше?