Долго ждал он возвращения гонца и уже отчаялся дождаться, убедив себя – неважно, где и когда появился он на свет, ведь помнит он лишь дворец Полиба.
– Ты – мой отец, – сказал Эдип, обняв царя. – Ты, и только ты. И матерью не назову я другую женщину.
Ненадолго мир поселился в душе Эдипа. Ведь гонец – стрела, которую не поймать в полете и силой желания не вернуть в колчан. Сам он объявился.
– Вот, царевич, – протянул гонец послание, перевязанное красной лентой. И печать была цела. – Пифия сразу приняла меня. И, выслушав вопрос, не сказала ни слова. Но вынула это послание, словно ждало оно тебя.
Ждало? Пифии ведомо будущее. Она – голос бога, глаза его, воля… и что же решил бог для Эдипа? Нет, не станет царевич ломать печать. Страшно! Так страшно, как не бывало никогда прежде.
Или открыть?
Боги его предупреждают. Лишь глупец и гордец откажется слушать их предупреждение. А Эдип – не таков… Ведь, зная судьбу, сможет он устроить так, что предначертанное не случится! Конечно же.
Три дня промучился царевич, а на четвертый взломал печать.
«Беги от своего отца, – было начертано в послании уверенной рукой, – ибо если ты встретишься с ним, то убьешь его и женишься на своей матери».
В ужасе выронил Эдип послание. Он?! Убьет отца?! Того, которого любит сильнее, чем себя самого? Нет! Невозможно! И мать родную – в жены… прочь, прочь!
Беги, Эдип!
И ветер хохочет. А чудится – и не ветер это вовсе, но незнакомец, оставшийся у костра. Горька его правда, а сердце давным-давно умерло. Стоит ли верить подобным людям?
Объятый ужасом, покинул Эдип отцовский дворец, тайно ушел, не желая вновь видеть Полиба, взглядом одним боясь причинить ему вред. Дорога сама легла ему под ноги, и была она легка, вела в казавшуюся прежде далекой Беотию.
Он шел пустынной узкой тропинкой между Дельфами и Даулией, как вдруг на повороте встретил колесницу, в которой сидел старец важного вида. Седой и всклоченной была его борода. Грязны волосы, а взгляд – и вовсе безумный.
– Прочь! – закричал старец, замахнувшись на него палкой. – Прочь, грязный оборванец!
И удар обрушился на плечи Эдипа. Горе, которое столько дней туманило ему разум, переродилось в ярость. Выхватил Эдип палку из рук старца и обрушил на его страшную облысевшую голову. Хрустнула кость, и кровь полилась. Страшно закричал возница, хватаясь за копье, но Эдип был быстрее.
Впервые убил он человека и, испугавшись содеянного, бросился прочь, не разбирая дороги.
– За что? – кричал он небесам. Те молчали.
Горе, горе случилось в Фивах. Убит царь Лай! Мертв и верный возница его. И плачет царица. Но знают многие – слезы эти от радости.