Чума поселилась в Фивах.
Пылали костры. Рыдали плакальщицы. И жрецы приносили богам жертвы, умоляя их о снисхождении. Дым летел к небесам, застилая солнце. И Аполлон, отложив кифару, спустился в город. В сумке его нашлось место и редким травам, и дорогим маслам, которые привозили из страны Кемет, и черным камням, добытым из желчи, и многим иным предметам, которые используют лекари.
– Ты смел, мой друг, – сказал Эдип. – Все лекари бежали из Фив. Лишь ты остался. Не боишься, что болезнь заберет и тебя?
– Я буду рад, если она заберет меня. – Аполлон улыбался – впервые за долгие годы. И лицо его вдруг помолодело. Рабыня, которой случилось увидеть царя и его дальнего родича – а все во дворце полагали, будто Аполлон приходится родичем Эдипу, – поразилась удивительному их сходству.
– Я не боюсь чумы, друг. Она – мой враг. И с этим врагом я буду сражаться. Прежде сам я выпускал болезнь на волю, сейчас же я могу остановить ее.
Хихикнула старуха, стоявшая за спиной Аполлона, потянула было руку, но отпрянула. Вспыхнули огнем ее сморщенные пальцы. Закричала чума, но никто не слышал ее крика. Горел Аполлон ярким солнечным светом, от которого слезились ее бельмастые глаза.
Прочь! Бежать!
Остаться! В Фивах – множество людей. Всех он не спасет. Не остановит болезнь. Из дома в дом полетела чума, пробираясь в двери, трясла пепельными одеждами, седыми волосами. Кашляла над колодцами, отравляя воду.
Не спасешь людей, лекарь!
Аполлон шел по ее следу. Он умылся водой из колодца, и вода очистилась.
Он входил в дома, и сгорали оброненные старухой волосы, исчезал пепел, и сам воздух становился легче, очищаясь от чумной вони. Умирающие легко покидали эту землю, стоило лишь Аполлону коснуться измученного человека. А больные обретали прежние силы. И многие выздоравливали.
Полетела по городу слава: берегись, чума, Аполлон идет!
Беги. К воротам. И от ворот. По опустевшей дороге. Уводи с собою крыс. Казни рабов, хоть и не виновны они. Радуйтесь, Фивы, оставила вас болезнь!
И, покинув запертый дворец – боялся Эдип, что поразит болезнь любимую жену и детей, ею рожденных, – вышел царь на площадь. Обнял он Аполлона, которого люди славили, как славят героев.
– Может, теперь тьма покинет твое сердце? – спросил он.
– Не знаю.
Аполлон все еще не научился лгать. Он глядел на людей, но видел лишь одно лицо. И светлая тень за плечом его улыбалась.
– Скажи…
Аполлон не позволил Эдипу задать вопрос.
– Не спрашивай меня, – взмолился он. – Не спрашивай ни о чем! Ложь причиняет мне боль. А правда – причинит боль тебе. Оставь все, как оно есть.