Лиру Аполлону подарили. И к ней в «приклад» – дар предвидеть грядущее, видно, слишком тяжелый, чтобы он мог нести в одиночку. Вот и раздаривает Аполлон его, и щедро весьма. Храм возводит на костях Пифона и вкладывает в губы пифий слова грозного своего отца.
Но храм рухнул, и ушла божественная сила. Куда?
К кому?
У Павсиния, столь подробно описавшего Дельфийский храм, нет ни слова об источнике оракула силы. А современники Саломеи весьма скептичны по отношению к древним пророчествам. Выстроили множество версий, но истина всегда «где-то рядом».
В музыке, от которой не удается отделаться – никак.
И Саломея не сразу соображает, что музыка вполне реальна: это звонит телефон.
– Да? – номер не определился, но она точно знает, чей голос сейчас услышит. И сердце ее сжимается от страха – а вдруг это знание ложно?
– Привет. Я тебя не разбудил?
– Нет, что ты…
Аполлон, не дельфийский, но – равный ему по божественной силе.
– Я рано встала.
– Чем занимаешься?
Обычный вопрос, но Саломея поспешно закрывает ноутбук. Ей стыдно из-за своего любопытства. Она не делала ничего плохого… или делала?
Это все Далматов с его паранойей!
– Давай встретимся, – предлагает Аполлон и шепотом, как будто боясь, что его подслушают, добавляет: – Мне нужна твоя помощь.
Встречу он назначил на площади, пустой не то из-за раннего времени суток, не то из-за жары. Солнце выбелило каменные плиты и выжгло траву, проросшую в их стыках. Воздух дрожал. Иссыхали листья на молоденьких деревцах, и старая кошка отчаянно пряталась в жидкой тени.
– Привет, – Аполлон был в белом, и цвет этот весьма шел ему. – Рад тебя видеть.
Он принес цветы, и букет, сухой, ломкий, было неудобно держать в руках. Но Саломея приняла его, как и легкий поцелуй-касание в щеку.
– Скажи, что ты устала и хочешь где-нибудь посидеть, – шепнул Аполлон и предложил ей руку.
– Тут ужас до чего жарко. – Саломея вцепилась в его ладонь.
Играть она никогда не умела и теперь вдруг испугалась, что ее неумелое притворство разрушит план Аполлона, каков бы он ни был.
– Я знаю одно очень уютное место, – ответил он, улыбаясь ей – ласково, безумно.
Кафе находилось в подвале старого дома. Вниз вела узкая лестница, пробитая, казалось, в самом фундаменте здания. Стены пестрели рисунками. Перил на лестнице не имелось. Узкие ступеньки разной высоты похрустывали под ногами, грозя рассыпаться от старости.
Аполлон шел сзади, словно отрезая ей путь к отступлению.
Кафе оказалось крошечным, всего на шесть столиков, отделенных друг от друга высокими перегородками. С перегородок свисали плети искусственного плюща.