* * *
Между тем она быстро и, кажется, тоже очень неряшливо ела, приправа «Тысяча островов» уже дважды капнула на элегантное платье, купленное ей этой весной Андреем в феодосийском «Мюр и Мерилизе».
На другом конце длинной полукруглой стойки сидела худенькая девушка в темной маечке, с огромными испуганными глазами, с головой, похожей на полуощипанную курицу. В какой-то момент Тане показалось, что это она сама там сидит, что это ее отражение, она снова испугалась, но потом вспомнила, что она и одета иначе, и голова у нее в порядке, и к тому же кебабы жрет…
Из кухонного зала, сверкающего кафелем и. алюминием, вышел мужик лет сорока пяти, перегнулся через стойку и стал что-то говорить, скабрезно улыбаясь, девочке с испуганными глазами. Та закрывалась салфеткой, дико посматривала огромными своими глазами и как бы собиралась бежать.
В заведение вошел некто в задымленных очках, спросил кофе и стать пить стоя, не глядя на Таню, но иногда поднимая глаза к зеркальному потолку, где все происходящее отражалось. «Ну вот, они меня уже нащупали, — подумала Таня. — Это, конечно, Сергеев. Его повадки, его очки, только борода какая-то оперная, как у Радамеса, да разве трудно приклеить бороду? Уж бороду-то они там могут приклеить. Нет, я вам не дамся. Я никому не дамся. Хватит с меня, убегу сегодня. Убегу сегодня туда, где вы меня не достанете, где меня никто не будет считать ни проституткой, ни шпионкой…»
— Ха-ха-ха, — сказала толстуха. — Нет-нет, вы меня не обманете, сударыня, я вижу, я опытный психолог, я вижу, это у вас тоже нервное…
— Оставьте меня в покое! — рявкнула на нее Татьяна. — Я просто есть хочу. Не ела весь день. Если вы псих, это не значит…
— Ну что, попался? — Толстуха, оказывается, вовсе не слушала Таниной возмущенной тирады. Огромной рукой она, перегнувшись через стойку, ловко ухватила за рубашку мальчишку «юга» и сейчас притягивала к себе. — Вчера ты меня обманул, Люба Лукич, но сегодня не уйдешь. Сегодня тебе придется покачаться на барханах пустыни Сахары… — Она сунула мальчишке в рот ложку со сливками и клубникой. — Ешь, предатель!
Человек в задымленных очках, держа у рта свою чашечку кофе, медленно повернул голову.
У Тани дернулся локоть. Блюдо с остатками кебаба съехало со стойки и вдребезги раскололось на кафельном полу.
Мужчина в задымленных очках быстро вышел из кафе и растворился во мраке.
Девочка с сумасшедшими глазами прижала ко рту салфетку, словно пытаясь задавить вырывающийся крик ужаса.
Повар в ослепительно белой униформе, явный ее мучитель, лихо, словно в ковбойском фильме, перепрыгнул через стойку, схватил девочку и прижал ее чресла к своему паху. «Обжора на нервной почве» мощной рукой тащила через стойку югославского поваренка, другой же запихивала ему в рот комки торта.