— Позволь тебя спросить, Марлен Михайлович, — вдруг взял его за плечо Олег Степанов и яростно заглянул в глаза.
Кузенков знал, что имеет уже право этот новичок и на «ты», и на плечо, и даже на такое вот заглядывание в глаза. За истекшие недели Олег Степанов стал директором идеологического института и членом бюро горкома.
— Позволь тебя спросить, — повторил Олег Степанов. — «Новая и сильная группа людей» — это, стало быть, население Крыма, влившееся в СССР?
— Да, вы поняли правильно. — Марлен Михайлович превозмочь себя не смог и руку степановскую движением плеча от себя удалил, хотя и понимал, что вот это-то как раз и неверно, и бестактно, и даже вредно, и «Видному лицу» такое высокомерие к новому любимчику вряд ли понравится.
— Значит, пятимиллионная пятая колонна диссидентщины? — От жгучих степановских глаз уже не отмахнешься. — Хочет изнутри нас взорвать ваш Лучников, как когда-то Тито хотел в Кремль въехать со своими гайдуками?
— Не нужно переворачивать сложнейшую проблему с ног на голову, — поморщился Кузенков. — Вы же неглупый человек, Степанов…
— Это вас ваша мама, Анна Марковна, научила так вилять? — любезно улыбаясь, спросил Степанов.
Вот оно. Неожиданно и хлестко под солнечное сплетение. Они всегда все обо мне знали. Всегда и все. И про бедную мою мамочку, которая лишний раз боится позвонить из Свердловска, как бы не засекли ее еле слышный акцент, и про всех родственников с той стороны. Ну что ж, надо принимать бой с открытым забралом.
— Моя мать, — сказал он, вставая и сбрасывая пушистое покрывало в кресло, то есть весь обнажаясь и слегка наклоняясь в сторону Степанова. — Моя мать Анна Макаровна Сыскина…
— Сискинд. — Степанов хихикнул, хотя и видно было, что струхнул, что дьявольски боится пощечины, потому что не ответит на нее, не знает, как ведут себя здесь в этих случаях. — Анна Марковна Сискинд… ну что же вы, Марлен Мих…
— Так вот, моя мать научила меня не вилять, а давать отпор зарвавшимся нахалам, даже и одержимым идеями «черной сотни»…
Бесстрашная рука была занесена, а постыдно дрогнувшая щека прикрылась локтем, то есть пощечина фактически состоялась, хотя, к счастью, и не совсем, ибо тут как раз и подоспел ленивый басок «Видного лица».
— Да пошли бы вы на фер, робяты, — пробасило оно. — Взяли моду газетенки белогвардейские в бане читать… Да газетенками этими мозги себе гребать. Не дело, Олеша, не дело… — Мягкий, ласковый упрек в адрес Степанова, как будто бы это он принес «белогвардейскую» газету, а вовсе не Кузенков по просьбе самого же «Видного лица». — Да и ты, Марлуша… — Ласка в голосе вроде бы слегка поубавилась, но оставалась еще, конечно, оставалась. — Ты бы лучше следующий раз «Ходока» нам сюда принес, посмотрели бы на бабешек, сравнили бы с нашими.