определил в камеру, где находятся мои знакомые с маленькими приговорами — от шести месяцев до двух лет. Это может быть ошибкой, а может и чем-то ещё.
4 июля
Из окон нашей камеры видно тюремное здание на другой стороне внутреннего двора. Тот второй дом занят только евреями. Их, а также тех, кого поймали в лесах, круглые сутки привозят из разных городков, сёл. У евреев маленькая камера, и каждый день кто-то у них умирает от удушения, истощения, голода. Перед еврейским зданием стоит колодец — ручная помпа. Когда евреи выходят за водой, некоторые охранники бьют их и издеваются.
Комендант тюрьмы уже застрелил несколько евреев на тюремном дворе. Сегодня беременная еврейка качала воду из колодца. Комендант приложил пистолет к её животу и выстрелил.
9 июля
Ночью нас разбудили, отсчитали 15 человек, которым приказали выйти в коридор. Потом нас посадили в машину и вывезли за город. Вместе со мной были те заключённые, у которых были маленькие сроки: год, максимум полтора, — так что я не допускал, чтобы нас могли везти на расстрел. Прежде, чем мы приехали на место, успело рассвести. На холмах за Стрыем, где нам приказали выйти из кузова, были выкопаны глубокие ямы, способные поместить целую сотню людей. На месте уже стояли шуповцы (Schutzpolizei) — украинцы — и несколько эсэсовцев. Все были в касках, а за поясом у них были гранаты. Нам приказали сесть сбоку и дали нам одну пачку сигарет на всех пятнадцать человек. Немцы стали возле своих машин и громко между собой разговаривали.
Скоро начали приезжать крытые жандармские грузовики. Из машин выводили евреев. Кроме них было несколько поляков — взрослых и молодёжи. Этим людям велели раздеваться и складывать одежду в одном месте. Когда все уже были нагие, взрослых отделили от детей.
Раздетых установили по десять человек над ямой, а на другой стороне ямы располагалось подразделение из десяти немцев, которые по команде стреляли. Тех, кто не упал сразу, нам приказали столкнуть в яму. Многие из расстрелянных были ещё живы, когда мы бросали их в могилу. Когда целый десяток лежал уже в яме, немцы велели нам отодвинуться на 100 метров и издалека бросили по несколько гранат.
Все эсэсовцы — немцы и голландцы — были подвыпившими. Только их командир был трезвый. Время от времени какой-то голландец пинал кого-то из нас, и это должно было означать, что мы не особо быстро сталкиваем тела в могилу. Детей расстреливали отдельно. Одни дети громко кричали, другие изумлённо ожидали залпа. В последней группе подлежащих расстрелу было уже только восемь детей. Этих расстреливали семеро эсэсовцев-голландцев и один украинец-полицейский, который непонятно, откуда тут взялся.