Один из них обратился ко мне на «ты» и спросил, являюсь ли я чужим в этих краях. Я сказал, что я из Восточных Окраин и не знаю этих мест. Тогда второй велосипедист сказал, что в случае, если я что-то ищу, то они, возможно, могли бы мне помочь. Когда я выразил сомнения в том, что они смогут мне помочь, один из них сказал: «Говори смело, мы свои».
В тот же момент мы услышали клаксон сзади. В сторону Неклани ехал жандармский фургон. Один из велосипедистов сказал, чтобы я не оглядывался, а шёл спокойно вперёд, как если бы улаживали торговую сделку. Когда фургон проехал мимо, то я обратил внимание, что сидящие на лавках немцы держали на коленях оружие, готовое к стрельбе.
Велосипедист спросил меня, сильно ли я испугался жандармов, и, не дав мне ответить, спросил меня, могут они мне помочь или нет. Мне казалось, что терять мне особо нечего, даже если бы это были немецкие агенты. Я сказал, что сбежал из тюрьмы и из лагеря «ОТ» и что ищу партизан.
Оба велосипедиста обрушили на меня перекрёстный огонь вопросов. Спрашивали меня, не боюсь ли откровенно разговаривать с селянами и спрашивать про партизан. Спрашивали, на каких языках разговариваю и что у меня в карманах. В конце спросили меня, есть ли у меня семья и как намереваюсь убедить партизан в том, что действительно хочу бить немцев, что меня не подослали.
Мы вошли между первых домов Неклани, и я обратил внимание, что люди кланяются обоим едущим рядом со мной велосипедистам. Потом мы уселись во рву недалеко от кладбища, и они велели мне ещё раз рассказать им всё с самого начала. Потом отвели в корчму и сказали официанту, чтобы дал мне поесть. Съел я очень много, что даже официант удивлялся, как можно столько съесть за один раз. Мои знакомые велели мне подождать, а сами куда-то вышли.
Я успел понять, что буфетчик следит за каждым моим движением. Несмотря на заполненность заведения, никто ко мне не подсел. Прошло много времени, и я начал беспокоиться: не был уверен, что велосипедисты вернутся за мной. Если бы я остался один, то снова пришлось бы бродить и искать ребят из леса.
Через несколько часов ожидания я спросил шинкаря, не знает ли он, когда вернутся господа, которые пришли вместе со мной. Шинкарь сказал, что он этих людей не знает, но раз уж они сказали, что придут, то, наверное, не бросят.
Велосипедисты пришли за мной, когда последний посетитель выходил из заведения. Сказали мне, что пока им не удалось ничего для меня сделать, но, быть может, ещё удастся. Отвели меня на ночлег к селянину, кажется, к солтису[90] этого села. Хозяева были ко мне очень гостеприимны, а их дочка подарила мне пару шерстяных носков. Весь следующий день я просидел на лавке перед домом. Мне дали щедрый обед, но никто не вступал со мной в разговоры.