Орнелла.
Никогда бы не подумала, что моя жизнь — это сплошной кошмар. Раньше бесчисленные ритуалы, наполняющие всё моё существование, не раздражали до такой степени. Причёсывание и одевание, утренний визит к матушке — это я переносила легко. Но необходимость вести себя величественно при выслушивании бесконечных приветствий почему-то выводила из себя. И эти церемонные поклоны, реверансы, книксены. Заискивающие взгляды и льстивые восхваления — просто до печёнок доставали.
А при мысли о женишке моём высокородном откуда-то из живота прямо к горлу поднималась ярость и буквально душила. Поэтому я старалась о нем не думать. Нет, как умница Улька не смогла разглядеть в нём чванливого пустозвона, ничего, кроме презрения не заслуживающего?! И теперь, чтобы не вызывать подозрений я должна показывать ему отсутствие пренебрежения и быть учтивой!
Благо, на пару дней сей дурашлёп лишил меня счастья лицезреть свою персону, куда-то запропастившись в сопровождении грума. Зато молочно-творожно-сырная диета успела встать мне поперёк горла. Когда каждый день одно и то же, это становится невыносимо. Маменька тоже жалуется на однообразие, но признаки болезни на её лице становятся всё слабее и слабее, и она уже не выглядит измождённой после многочасовых бесед со своими министрами.
Это обстоятельство ужасно радовало, особенно посреди скучной дворцовой жизни. Матушка уже спокойно вставала с постели и проводила чуть ли не весь день на ногах. Я искренне улыбалась, встречая ее в коридорах дворца. Правда не забывала посматривать по сторонам: злобный отравитель наверняка где-то поблизости! Пожалуй, именно это держало меня дома: не будь его, давно бы рванула в лесную избушку!
Но отравитель не спешил приходить с повинной, а я понятия не имела, с чего начать поиск преступника. Пару раз мелькнула мысль привлечь Доминика, но все же я пока была не готова принять его помощь. Наоборот, при мысли, что он бы точно смог найти злодея, в душе поднималась ярость и желание все сделать самой! Я что, хуже что ли?!
* * *
Потребовался почти целый день, чтобы понять, насколько я взвинчена. От меня перепадало и придворным, и челяди. Нет, я их не наказывала, но встретившись со мной взглядом, люди бледнели и спешили куда-то по совершенно неотложным делам. Даже Отец-Настоятель, обычно старающийся всегда маячить поблизости, теперь не попадался на глаза как-то уж слишком долго.