Стейнлайт верит, что текущая иммиграционная политика больше не служит еврейским интересам, потому что новые иммигранты вряд ли будут расположены к Израилю и потому что они будут рассматривать евреев скорее как самую богатую и самую могучую группу в США — и значит, как потенциальных врагов, — а не как жертв Холокоста. Он особенно обеспокоен последствиями исламского фундаментализма среди иммигрантов-мусульман, особенно для Израиля, и осуждает «дикую ненависть к Америке и американским ценностям» среди фундаменталистов. Стейнлайт бессознательно согласен с важным тезисом, заключенным в моей трилогии об иудаизме: Исторически, евреям удавалось процветать в индивидуалистических европейских обществах, в то время как они подвергались преследованиям в не-Западных обществах, в особенности в мусульманских культурах с резкой чувствительностью в отношении линии раздела между внутренней и внешней группами (Макдональд, 1998а, Глава 2; единственным исключением из этого обобщения были ситуации, когда евреи являлись посредниками между чужеродной элитой и угнетенными нативными популяциями в мусульманских обществах.) Опасения Стенлайта по поводу воздействия балканизированной Америки на иудаизм на самом деле являются небезосновательными.
Стенлайт озабочен исключительно еврейскими интересами — пример еврейской моральной специфичности, являющейся общей характеристикой еврейской культуры (см. ниже). Действительно, его враждебность по поводу рестрикционизма 1924–1965 годов является совершенно прозрачной. Эта «пауза» в иммиграции воспринимается им как «моральная катастрофа». Он описывает ее как «злую, ксенофобную, антисемитскую», «гнусно-дискриминаторную», «глубокое моральное падение», «чудовищную политику.» Еврейские интересы являются его единственной заботой, в то время как подавляющее большинство американцев до 1965 года описывается им как «безмозглая толпа», поскольку они желали полного иммиграционного моратория.
Представляется справедливым утверждать, что период иммиграционных ограничений запечатлен в коллективной еврейской памяти как наивысшая точка американских анти-еврейских настроений. Не-евреям трудно представить себе глубину и силу еврейской коллективной памяти. Для сильно-идентифицированных евреев «гнусно-дискриминационные» действия иммиграционных рестрикционистов в период между 1924–1965 годами являются частью слезливой истории еврейского народа. Иммиграционные ограничения с 1924 по 1965 годы находятся в той же категории, что и разрушение Храма римлянами в 70 году н. э., мародерствующие крестоносцы средних веков, ужасы инквизиции, зло русского царя, и рационально-неизмеримое бедствие нацизма. Эти события представляют из себя не просто образы, извлеченные с пыльных полок истории. Это — глубоко прочувствованные образы и мощные мотиваторы современного поведения. Как отметил Майкл Вольцер (1994, стр. 4) «меня обучили еврейской истории как длинной были ссылок и преследований — истории Холокоста, простирающейся вглубь времен.» С этой перспективы, иммиграционные ограничения 1924–1965 годов являются важной частью Холокоста, потому что они предотвратили эмиграцию евреев, которые в итоге погибли в Холокосте — аспект, которому Стейнлайт значительную часть повествования.