Дамоклес, едва не сведенный с ума своими абсурдными, но уже привычными размышлениями, не мог устоять перед Наной. Позу ее он рассматривал как одну из стрел во внушительном арсенале Эроса, созданную, чтобы насыщать голодный взгляд и жаждущую душу любовника — его собственные душу и взгляд. Однако от его самообладания не осталось и следа, едва ему в голову пришла мысль, что, как потрясающий знаток своего дела, Нана не остановится перед тем, чтобы точно такими же трюками пробуждать голод Димитриса. Молчание нарушила Нана, с хрипотцой в голосе спросившая, нельзя ли ей высказать одно пожелание.
— Ты же моя гостья. Зачем спрашивать? Разве я когда-нибудь что-нибудь запрещал тебе?
— Нет. Но в таком положении я не могу курить.
— Тогда сядь по-другому.
— Мне не хочется двигаться. Ты же знаешь, я принимаю эту позу не для того, чтобы поэффектнее себя подать, а потому, что так мне удобнее. Ты даже не представляешь, до чего я устала.
— Нана, не надо. Трудно представить более неудобную, более неестественную позу для человека, который жаждет отдыха.
— Ну нет, Дамоклес, эта поза мне удобна, потому что она естественна.
— Ладно. А от меня ты чего хочешь? — недоуменно спросил Дамоклес.
— Встань рядом со мной на колени и подай мне сигарету, а я буду долго, с удовольствием выдыхать дым. И считай до двенадцати перед каждой затяжкой.
«Наверно, она и вправду устала, — пожав плечами, подумал Дамоклес. — Что ж, ничего удивительного, если ночью она была «немножко возбуждена». Но в этой позе даже гимнастки вряд ли стали бы отдыхать». Даже понимая, что она дурачит его как никогда прежде, даже злясь на ее небывалую наглость, на бесстыдное позерство, он, сам не понимая как, опустился на колени рядом с ней и взял сигарету. Выкурив три сигареты все в той же позе, Нана ощутила голод. Наконец-то наступил великий момент. Пасхальный суп — триумф Дамоклеса.
Однако вся любовь, все старания, вложенные в накрытый им стол, оказались напрасными. Нана настояла на том, чтобы ужинать, не меняя позы «Извращение», в кресле, — а Дамоклесу предоставлялась возможность, стоя на коленях, кормить свою любовницу пасхальным супом с чайной ложечки, так как столовая была отвергнута как «вульгарная». Проглотив пару ложек, Нана не только не поздравила Дамоклеса с наивысшим кулинарным достижением, но даже не сказала «спасибо».
— Ну же? Каков вердикт? — спросил Дамоклес, расстроенный тем, что его кулинарный подвиг остался как будто незамеченным. Однако он держал себя в руках, не давая злости выйти наружу, и не вылил остатки супа на неблагодарную голову.