На прошлой неделе я слушал Зимний путь в исполнении одного басиста из Лейпцига, не стану называть его фамилии, она вам все равно ничего не скажет, тем более что музыковедение вас абсолютно не интересует, так вот, считайте, что вам повезло, ибо басист был ужасен. А до чего же обрыдла мне Вещая птица. Ради подобных концертов не стоит и переодеваться в выходной костюм: жаль свежей сорочки. Не стану же я писать об эдакой ерунде в Таймс, сказал он. Вечно Малер, Малер, Малер, воскликнул он, надоело. Впрочем, мода на Малера проходит, сказал он, слава Богу; ведь Малера слишком переоценили, больше чем какого-либо другого композитора в нашем веке. Он был отличным дирижером, но весьма посредственным композитором, как и все хорошие дирижеры, например Хиндемит или Клемперер. Я ужасно страдал все последние годы из-за моды на Малера, это было ужасно. Знаете ли вы, что могила моей жены, куда положат и меня, сказал он, находится в непосредственном соседстве с могилой Малера? Впрочем, на кладбище уже все равно, кто твой сосед, можно лежать рядом хоть с Малером, это уже безразлично. Песнь о земле в исполнении Кэтлин Ферриер я, пожалуй, еще принимаю, остальные же сочинения Малера отвергаю, они ничего не стоят и при более пристальном взгляде не выдерживают критики. По сравнению с ним Веберн может показаться гением, не говоря уж о Шёнберге или Берге. Нет. Малер — это конфуз. Он типичный композитор модного модерна; Малер гораздо хуже Брукнера, хотя у последнего немало кича, и этим он схож с Малером. В это время года Вена не может предложить человеку с высокими культурными запросами ничего интересного. Люди приезжие еще могут чем-то удовольствоваться, они пойдут в оперу независимо от того, что там дают, пусть даже какую-нибудь дрянь; они пойдут и на жуткий концерт, отобьют себе все ладоши и уж обязательно побывают в Естественно-историческом и Художественно-историческом музеях. Культурный голод у цивилизованного человечества огромен, но этим обусловлены определенные предрассудки, получившие распространение по всему миру. Вена слывет неким средоточием культурной жизни, сказал Регер, однако культуры в Вене почти уже нет, а со временем ее совсем не останется, тем не менее Вена будет по-прежнему считаться средоточием культурной жизни. Она всегда будет считаться средоточием культурной жизни, и чем меньше будет самой культурной жизни, тем громче будет слава Вены как средоточия культурной жизни. Скоро Вена лишится последних остатков культуры, сказал Регер. Австрийские правительства глупеют, со временем они наверняка добьются того, что страна лишится настоящей культуры, в ней наступит засилье дилетантов, сказал Регер. В Австрии складывается все более враждебное отношение к культуре, атмосфера враждебности сгущается с каждым годом, так что в недалеком будущем Австрия станет средоточием бескультурья. Но я не доживу до этого печального конца. Вы-то, пожалуй, доживете, сказал Регер, вы — да, а я уже нет, я слишком стар, поэтому не доживу до нашего окончательного упадка и бескультурья. Свет культуры угаснет в Австрии, говорю я вам, тупость, которая давно уже правит этой страной, погасит в недалеком будущем свет ее культуры. Тогда здесь воцарится мрак, сказал Регер. Но бесполезно бить тревогу, вас все равно никто не услышит, а если и услышит, то вы прослывете глупцом. Есть ли тогда смысл писать, например, для