Сестре Боли льстило обожание мальчишки. Она ревновала его к Эле, но не выказывала своих чувств. Быть может, когда-нибудь эта девчонка станет сосудом, прибежищем для Сестры, и тем лучше, тем выгоднее любовь Руслана к ней. Но в остальном Сестра Боли обращалась с дочерью пренебрежительно. Оберегая плоть ее, она травила дух. Не все ли равно? Душе ее все равно придется скитаться изгнанницей по безлюдным пустошам, неевклидовым пространствам, по иным, искривленным, искаженным, непознанным мирам… Значит, не стоит ее жалеть.
Она все предугадала, все рассчитала правильно. Час ее смерти настал слишком рано, но она была к нему готова. Девчонка находилась рядом и восприняла дух Сестры Боли раньше, чем успела что-либо понять. Но всего предусмотреть не удалось. Душа девчонки упорно не желала вытесняться из тела. За короткое время своего земного бытия бок о бок с величайшей ведьмой девчонка успела чему-то научиться, изменить свою смертную, ничтожную природу! Сестра Боли только загнала ее подальше, в самый дальний и темный угол, но расправиться с ней не смогла.
И Руслан вспомнил, как шла навстречу ему Эля и как содрогнулся он, на секунду узнав в ней мать, ведь у Эли никогда не было таких серебристо-голубых, очень светлых, почти белых глаз!
Еще многое вспомнил он, чего не хотел бы помнить, и узнал то, чего не хотел бы знать. Но так уж устроен мир, и давно уже один мудрец заметил, что «во многой мудрости много печали; и кто умножает познания, умножает скорбь»[5].
– Так вот что это было! – вскрикнул он, оглядывая все вокруг себя этими новыми глазами. – Вот что!
И встал, и встал обновленным. Все наносное, ложное, все застившее ему жизнь вдруг расточилось, было растворено жгучим, древним ядом. Ядовитое знание выжгло из его души чужую магию, заблуждения и иллюзии, ни к чему не ведущие надежды и безосновательное чувство вины.
Тот, кого Руслан Обухов знал под именем полковника Семенца, которому он желал жить сто лет, давно справил столетний юбилей. Он жил на свете давно, так давно, что забыл некоторые свои воплощения – те, которые прошли без чрезвычайных происшествий.
Он очень устал, но жил – может быть, потому, что был силен. Может быть, потому, что ему хватало сил радоваться жизни и удивляться ей. А еще потому, что когда-то ему было обещано, что он до тех пор не умрет, пока сам не захочет этого. А еще…
Еще полковник любил доводить начатое дело до конца. Слишком многие дела ему мешали завершить как люди, так и вмешательство сил потусторонних. Иной раз даже трудно было отличить, какого рода обстоятельства сыграли свою роль. Несколько раз его убивали – последний раз в кровавом тридцать восьмом году. Тогда ему прочитали приговор… а через несколько секунд он уже лежал на полу с пулей в затылке.