– Что ж, только за это стоит благодарить Томаса Торквемаду, Великого Инквизитора! Ступай, дитя мое, предайся забавам, свойственным твоему возрасту, но думай и помни. Мы продолжим завтра…
От этих бесед у Василия оставалось странное послевкусие – брат Сальваторе к чему-то готовил его, но вот к чему? Для чего он говорил ученику все это?
– В особую вину римской инквизиции ставят суд над Галилеем. Дитя мое, я читал старинные документы, и они немало позабавили меня. Ты думаешь, Галилей был беззащитным старым ученым, у которого под пытками вырвали отречение? О нет! У него были весьма могущественные покровители – папа Урбан Седьмой писал в его честь стихотворные оды, ему симпатизировал ватиканский секретарь Чиамполи, а великий герцог тосканский Фердинанд Второй почитал его как своего учителя. Благодаря их вмешательству Галилей провел в заключении всего восемнадцать дней, и тюремной камерой служил ему комфортный кабинет в здании инквизиционного трибунала. После вынесения приговора Галилея поселили на одной из вилл Медичи, откуда он был переведен во дворец своего друга, архиепископа Пикколомини. Там он провел остаток жизни – ему запрещалось только лишь выезжать в другие города, но и на этот запрет инквизиция смотрела сквозь пальцы. А Джордано Бруно? Ведь ореол ученого придала ему лишь огненная казнь! А при этом Бруно не был ни физиком, ни астрономом. Его идеи нельзя назвать научными не только с позиций современного знания, но и по меркам науки прошлого века. Бруно не занимался научными исследованиями и пострадал не за свои научные взгляды и открытия – просто у него их не было! Исследование работ Джордано Бруно, в которых он излагает взгляды Коперника, показывает, что Бруно совершенно не разбирался в предмете. Eго работы – нагромождение бессмыслиц. Для Бруно Коперник был лишь провозвестником возрождения древней философии Гермеса Трисмегиста. Идею множества миров он использует как метафору для рассмотрения взглядов протестантов и католиков как сходных по смыслу – дескать, звезды имеют одинаковый статус, но их много! К тому же по переписке Бруно можно судить о том, что у него был отвратительный характер, он нетерпимо относился к оппонентам и тем нажил себе немало врагов.
– Нельзя же казнить человека за дурной нрав, – осторожно заметил Василий.
– Мой остроумный бамбино! – рассмеялся монах. – Разумеется, нельзя! Его казнь определилась политическими мотивами, а при иных обстоятельствах он отделался бы легче, чем Галилей. И знаешь еще что? Я думаю, не проклинать надо инквизицию, а восхвалять. Нашли чем попрекать – инквизиция тормозила прогресс! А кому он нужен, этот ваш прогресс? Такое ли он благо? Я читал о летательных аппаратах Лилиенталя – тех, что тяжелее воздуха, и о тех аппаратах, что ездят по земле с удивительной быстротой. Я видел движущиеся картины через фантаскоп. Я знаю о невидимых лучах, которые испускают некоторые металлы. Поверь, ни одно из этих открытий не сделает мир лучше, не соединит разлученных возлюбленных, не вылечит смертельно больного, не остановит кровопролития, не поспособствует рождению нового человека! Напротив, очень скоро мы увидим, что все эти изобретения станут служить войне, служить Сатане и отнимут столько жизней, сколько и не снилось Торквемаде! Ведь знаешь, что многие жители сами предпочитали представать перед инквизиционным судом. Инквизиция, в отличие от светских институтов, использовала пытки только в крайних случаях и только собрав конкретную документацию. Их использовали в тех случаях, когда обвиняемый противоречил сам себе. Пытки производились таким образом, чтобы не причинить постоянный ущерб организму, и применялись в присутствии врача, проверяющего, в состоянии ли заключенный их вынести. Запрещалось пытать пожилых людей, детей, беременных женщин и больных. Необходимо отметить, что все виды пыток могли продолжаться не более пяти минут, если подсудимый не признавал свою вину, то он считался полностью невинным и отпускался на свободу. А смертная казнь, в пропорции от всех приговоров, составляла два процента!