Ход оказался верным. Бабка тут же в точности описала Ивану визитера, который оказался не кем иным, как Сергеем Шмелевым собственной персоной.
Константин задумался. По всему выходило, что профессор Шмелев имел пассию на стороне, да еще и ребенка, которого не успел завести с первой женой и не смог завести со второй.
«Сердцем чую — эта Юля здесь ни при чем, — раз–думывал Рокотов–младший. — Но наведаться к ней надо обязательно. Судя по всему, она — последняя, кто видел профессора Шмелева в добром здравии. Интересно, куда это он отправился после того, как нанес ей визит и повидал сыночка?»
— Простите, вы — Моргунова, Юлия Моргунова? — Константин позвонил тайной подруге профессора, не надеясь, что та вообще будет с ним разговаривать.
— Да, я — Моргунова, — раздался в трубке усталый женский голос. — У вас ко мне какое‑то дело?
— Я хотел бы поговорить с вами о Сергее Шмелеве.
— О чем именно?
Константин в двух словах описал ситуацию. Помедлив, женщина обреченным тоном произнесла:
— Приезжайте прямо сейчас. Иначе потом у меня пропадет желание говорить о Сергее с кем бы то ни было вообще…
Разговор с Юлией Моргуновой оставил у Константина в душе тяжелый осадок. Он всегда сочувствовал женщинам с трудной судьбой, а здесь — хуже некуда. Перед ним сидела измученная жизнью, не видящая никаких перспектив, обреченная на муки одиночества женщина.
Они разговаривали на крохотной кухоньке, потому что в единственной комнате, посапывая, спал единственный наследник профессора Шмелева — двухлетний Бориска. Юлия не знала об исчезновении Сергея, но догадывалась, что стряслось что‑то плохое.
— Мы познакомились с Сережей, когда я работала лаборанткой в его институте, неподалеку от Протвина. — Юлия спрятала руки под фартук, но и так было заметно, как они трясутся. — Он меня не замечал в упор. Да и кто я такая? Студентка–вечерница, да еще из детского дома. Эту вот квартирку мне дали сразу после того, как из приюта выбыла по возрасту.
Константин молчал. Он понимал, что в такой ситуации лучше помалкивать и слушать. Ему казалось, что и без его вопросов Юлия сама ему все расскажет, что знает.
— Видела я однажды его первую жену. Красивая дама, очень красивая. Такая же красивая она и в фобу лежала, когда ее хоронили. Удивительно: тело все по рублено, как сквозь мясорубку прошло, а лицо — словно живое.
Юлия выпростала руки из‑под фартука, отпила глоточек чаю из чашки и продолжила:
— Трудно ему было тогда. Очень переживал. У нас рядом с институтом парк есть, куда мы ходили в обеденный перерыв хвойным воздухом подышать. Однажды я иду по аллейке и слышу: словно стонет кто‑то. Подошла, смотрю — а это Сережа. Прислонился к сосне, царапает кору ногтями и плачет, страдает. Потом достал плоскую бутылочку из кармана и вылил в себя почти половину. Поняла я тогда: сломается мужик, как пить дать, сломается. А мы женщины — слабый народ, любим мужиков пожалеть. Подошла я к нему, обняла за плечи, а он ко мне потянулся, словно ждал этой ласки. Там наша первая любовь и произошла.