Танька
не
появлялась,
хотя находилась
в Москве,
возможно,
где-то
неподалеку.
По много раз
на день
Варвара
отправляла
бесконечные
эсэмэски и
ждала с
трепетом,
когда та ответит.
Ответы
приходили
быстро,
всегда — полные
типичной
Танькиной
иронии,
которая выводила
Варвару из
себя. Иронию
она не
воспринимала,
будь ее воля,
запретила бы
иронию
законодательно
и брала бы за
нее штраф.
Варвара
считала, что
сам факт
наличия
иронии
приводит к
тому, что любого,
кто говорит
правду, можно
воспринять так,
будто он
иронизирует,
и понять все
в противоположном
смысле. И
наоборот,
того, кто
полон иронии,
кто-то может понять
буквально...
Например,
про «безотлагательное
совещание»
Танька могла
сыронизировать,
а Варвара, не
проводившая
границ между
иронией и
обычным
враньем, не сумела
заглушить
обиду. Вместе
с тем желание
увидеть
Таньку
усиливалось и
усиливалось,
но ее
эсэмэски и
намека не содержали
на то, что она
тоже хочет
встречи. Больше
всего
Варвара
боялась, что
Танька может
исчезнуть
так же
неожиданно,
как и появилась
в ее жизни, и
это было
невыносимо. Порой
хотелось
написать:
«Танька, я
жить без тебя
не могу», — но
как-то это
было
бессмысленно
и
немотивированно.
Варвара
худела. На
килограмм в
день — как и наколдовала
себе с тем
спамным
письмом — про
него,
впрочем, уже
успела
забыть, так
что худела
скорее от
душевных
страданий. И
вообще она
внешне весьма
изменилась: в
Измайлово
сколько-то
дней назад
выглядела
дурочкой с
расслабленным
лицом, потом
не дурочкой,
а просто
обычной
женщиной,
какой
выглядела с
давних пор, а
теперь черты
лица вроде остались
прежними, но
облик
приобрел
завершенность.
Будто художник
дорисовал
картину, а до
того все были
так,
подмалевки.
Вздумай она
теперь войти в
заполненное
людьми
помещение, на
нее бы все обернулись.
Но она почти из
дому не выходила,
все думала, а
вдруг Танька
придет —
просто так,
без звонка,
без
предупреждения,
еще
разминулись
бы, не дай Бог...
Тридцатого
вечером Вася нарушил
Варварино
заточение, потребовав,
чтоб она
отвезла их с
женой в лес к
святому
источнику.
Гномы могли
бы и сами
туда
добраться, но
им зачем-то
понадобилось
взять с собой
коробку
из-под
телевизора,
наличие которой
Вася считал
таким же
обязательным,
как и
присутствие
квартирной
хозяйки.
— Мне
нужно
присутствовать
на поляне?
Зачем? —
изумилась
Варвара.
— Надо! —
Вася не стал
вдаваться в
подробности
и
посоветовал
одеться
теплее —
морозец-то на
дворе стоял
уже вполне
декабрьский,
хотя снега
по-прежнему
во всей
Москве не
было.
Коробку
из-под
телевизора
она тащила в
руках, а
обоих
супругов — за
пазухой, не в
кошачью же
переноску их
сажать. До
поляны добрались
поздно,
коробка была
водружена на траву
рядом с
замерзшим
ручьем.
Варвара приоткрыла
створку
сбоку и
увидела, что
внутри
приготовлено
комфортное
ложе для парочки
особей
ростом по
двадцать
пять сантиметров.
Изнутри
исходило
тепло, и
морозный воздух
задрожал над
коробкой.