— Я много
раз в жизни
была
счастлива,
Танька. Были
моменты,
когда, можно
сказать,
изнемогала
от счастья.
— И какой
момент был для
тебя
самым-самым… —
Танькин нос
больше не терся
о Варварин
висок, а
тихонько
давил на переносицу,
и в глазах
напротив
больше не было
видно
отражений
свечей,
только
глубокие и
огромные —
насколько
хватало поля
зрения —
зрачки.
Варвара
затаила
дыхание. Ответ
отпечатался
влажным
следом на
Танькиных
губах:
—
Танька... сейчас...
Ожидание
и напряжение,
копившееся
целую вечность,
невообразимая
нежность и
неутолимая
страсть — все,
что
отношения не
имело ни к
какому Здравому
Смыслу,выплеснулось
наружу из
двух сблизившихся
фигур, прошло
рябью по
квартире и
просочилось
на улицу.
Небо над
Варвариным
домом
озарилось
сиянием
Авроры. Волна
Магии
поднялась и
пошла в центр
города, нарастая
и расширяясь,
подхватывая
на пути всплески,
всколыхнувшиеся
от
празднующей
толпы. И пока
эта волна не
достигла
метро
«Маяковская»,
обслуживание
скопившихся в
кассовом
зале пассажирских
масс
проходило без
сучка, без
задоринки:
дисциплина
разумных
брутян
отрезвляла даже
самых пьяных,
и все
послушно
становились
в очередь,
строго, как
на параде, в
колонну,
держа
равнение в
затылок. Здравый
Смысл на
корню гасил
беспорядки,
пока не
столкнулся с
волной — и
сразу все
сбилось.
Забыв о
приличиях,
народ полез в
кассы без очереди.
Нагло,
впереди всех
(пьяных,
жуликов,
хулиганов и
прочих
коренных жителей)
ломились
брутяне,
применяя
колени и локти,
пока не пошли
в ход кулаки.
Завязались
драки,
кое-кто без
билета
прыгал через
магнитный
барьер,
кто-то орал
благим матом,
когда
тяжелые
створки
ударяли
безжалостно
в пах. Без
стыда и
смущения
проходя
через пропускники,
брутяне
теснее
прижимались
к обилеченным
пассажирам
(прежде всего
к особям
женского
пола), и по
станции
разносились
то ли вопли
негодования,
то ли
восторженный
визг.
Спускаясь по
эскалаторам,
брутяне
врезались в
толпу,
пропихивались
в вагоны — как
попало, в
какие попало
— и с
быстротой электричек
разъезжались
по всем
направлениям
Москвы. Из
коренных
жителей не
ведал еще ни
один, что
через пару
дней выйдут
на улицы
города
десятки,
вернее, даже
сотни дворников
с
однотипными
чертами лиц:
широкие скулы,
раскосые глаза
…
А тем
временем в
спальном
районе, в
однокомнатной
угловой
квартире
встрепенулся
от всплеска
Магии Бог,
чье имя
нельзя
называть. И
проснулся
уже
окончательно.
Незнакомец
У
пианиста
Эдика был
отличный
голос, он пел ничуть
не хуже Бобби
Дарина, хоть
и коверкал
слова. «Ай эм
бикини
кусите лайт[57]»,
— у
него
выходило.
Наверное, еще
в школе он учил
какой-то
другой
иностранный
язык, а английские
слова в
песнях
запоминал на
слух, как
говорящий
попугай.