—Варвара…
а с тем
Андреем на
Иссык-Куле
ты... была
счастлива? —
Танька
поглаживала
Осину спинку
сквозь
толстое
верблюжье
одеяло.
—
Танька...
С
Андреем мы
тогда
только-только
заявление в
загс подали и
отправились
на
Иссык-Куль,
поселились в
палатке там,
в
заповеднике.
Поблизости
ни одного
человека не
было, только
мы двое...
Жарко там
было до
невозможности,
одежда
казалась лишней,
мы ее почти и
не надевали,
хотя вроде бы
не имели
склонности к
эксгибиционизму,
но там это
было
совершенно
естественно...
Мы с ним вино
не пили,
табак не
курили, не потому,
что пожара
боялись, а
просто
заняты были
всякими
глупостями...
Ну, в общем,
нам хорошо
было вдвоем,
можно
сказать, все
равно что в
раю побывали.
А потом мы
вернулись в
Москву... В
первый же
день ко мне
прискакала в
гости
подруга Маша
и немедленно
сообщила, что
после того,
как мы с
Андреем уже
заявление в
загс подали
перед
поездкой на
Иссык-Куль,
он,
оказывается,
ее невинности
лишил...
***
На
Пушкинской
целая орава
девиц в
бикини, ажурных
чулках, с
заячьими
ушками на
головах и
круглыми
пушистыми
хвостиками
на попках,
эротично
двигалась в
свете
факелов под бешеный
барабанный
ритм.
Подтягивающиеся
к площади с
разных
концов мужчины
замирали на
месте с
широко
открытыми от
восторга
глазами и
ртами. Только
брутяне шли
строем мимо,
сквозь
петарды и
зрелища,
словно
врангелевские
офицеры под
ураганным
обстрелом, не
сутуля плеч.
***
На
маленькой
кухне,
освещенной
свечами, Варвара
тем временем
вспоминала,
как когда-то
с друзьями
они
собирались
на квартире у
пианиста
Эдика. Пили
там кофе, а
иногда
шампанское. И
приходили
еще
музыканты,
вместе с
Эдиком играли
джаз, гости
шумели, и
было дымно,
было тесно, и
было жарко.
Сварливая
бабка-соседка
звонила в
милицию с
жалобой: «У
этих опять
сергии[56]!»
Являлась
милиция, и
вся «сергия»
замирала за
запертой
дверью,
гасила свет.
Милиция толклась
на
лестничной
площадке,
стучала, грозила
и уходила —
оснований
ломать дверь
не было.
***
—
Придется на время
включить
электричество,
иначе не будет
работать
метро, —
заметил
Лукьян, —
брутяне до
поля таким
образом к
утру не
доедут!
Над
станцией
«Маяковская»
ярко
вспыхнула большая
«М»,
распахнулись
стеклянные
двери под
светящимся
табло «Вход», и
брутяне промаршировали
внутрь
организованным
строем.
***
На
кухне стало
светлее от
уличных
фонарей и
соседских
окон. Но
Варвара и
Танька так и сидели,
электричества
не зажигая,
хватало свечей
и тепла
объятий. До
сих пор ни
слова не было
сказано о
«незнакомце»,
и ни одного
вопроса не
прозвучало о
нем. Танька
лишь слушала
и время от
времени дышала
в ухо: «А тогда?
А тогда —
ты была
счастлива?»