—
Варвара, а
теперь ты меня
слушай, —
произнес Бог Танькиными
губами.
Варвара
кивнула. —
Сейчас ты
подойдешь
сюда,
повернешься
ко мне спиной,
и я тебя
обниму.
Варвара
густо
покраснела.
— Не
уверена, —
ответила она,
мотая
головой. — Видишь
ли, у меня
бзик насчет
прикосновений.
Я особо-то не
позволяю
себя трогать
никому. Хоть
я к тебе
прекрасно
отношусь, но
при этом
инстинктивно
могу заехать тебе
в пузо или в
глаз, если
твои
прикосновения
мне
неприятны
будут. Ну а
если,
наоборот,
приятны, то я...
не знаю даже,
что я буду
делать. Я сейчас
дура
какая-то.
— Это и
нужно для
того, чтобы
вернуть в
тебя разум! —
рассердился
Бог. — Не
дергайся и не
сопротивляйся.
Иди сюда.
Варвара
робко
подошла,
повернулась
спиной.
Танька
обняла ее за
плечи,
прижалась
лбом к
затылку.
«Зачем я это
делаю?» —
мелькнула
мысль, но
отрываться
не хотелось,
ей было
хорошо так, и
казалось, что
изнутри этой
странной
женщины шло нечто
доброе и
светлое и так
доверчиво
тянулось
навстречу,
что жалко
было обижать
нервным
одергиванием.
«Хорошая
какая, —
подумала
Танька. —
Ужасно
интересно и
страшно даже,
что же нас
связывало в
прошлом?
Вдруг ненависть?
Или
проклятье?» И —
отпустила.
— Ну как,
Варвара?
Знаете,
чем
различаются
лица дурочек
и людей
нормальных? У
дурочек
мускулы лица
расслаблены.
Подойдите к
зеркалу,
попробуйте расслабить
все, и
посмотрите —
увидите
полного
дебила.
Варвара
стояла
теперь перед
Танькой с абсолютно
нормальным
лицом и
смотрела на
нее нежно,
почти не
дыша:
—
Господи...
— Откуда
ты знаешь? — спросил
Бог еле
слышно.
Наверное, это
можно было бы
назвать «на
воре шапка
горит». Интересно,
разоблачили
ли хоть
одного
шпиона, шутя
задав ему
вопрос: «А вы
случайно не
шпион?»
Но
Варвара даже
и не
догадалась,
что внутри Таньки
находился
Бог. В этот
миг она
подумала, что
жизнь — на
удивление
любопытная
штука. Будто
нарисованная
в ФотоЛете[21].
И тут и там
есть
прозрачные и
полупрозрачные
слои — будто
человек
рисует на
кусках стекла,
а потом
совмещает их
или меняет
местами.
Общая
схема, самый
нижний слой.
Краски чистые,
границы
обозначены,
все ясно,
понятно и донельзя
скучно.
Потом
маски пошли,
полутона,
жизненный
опыт
накладывается,
всякие
бредни и
фантазии,
самой
разнообразной
формы.
Какая-то
часть
четкого
нижнего слоя
маскируется,
какая-то
подчеркивается.
Самый нижний
— у многих
одинаковый, а
дальше у
каждого свои.
У одного все
слои
соединились
и
закостенели,
а у другого
жизнь их может
двигать,
вертеть,
удалять,
добавлять...
Настроение
— это
фотофильтр.
Все вдруг раз
— и золотом
сияет. Или
наоборот,
синеет-зеленеет,
все равно что
положить
сверху кусок
цветного
стекла — и
нижние слои
все поменяют
оттенок.