— А вы ему
в ножку, в
ножку
укольчик
сделайте! — причитала
тетя Надя
плачущим
голосом. — На попе
я уж и сама
давно не
ставлю,
некуда больше.
Медсестра
грубо опустила
Олежкину
пижаму еще
ниже и стала
щипками
искать
подходящее
для укола
место. Танькины
глаза
застилали
слезы, она
еле сдерживалась,
чтобы не
упасть,
оперлась
рукой о
спинку
кресла и
ощутила, как
кто-то подхватил
ее сзади за
плечи, но не
оборачивалась.
Гуля
тем временем
продемонстрировала
образцово-показательный
пасс со
шприцем, направляя
его на
выбранный
участок кожи,
но соприкоснувшись
с ним, игла
согнулась
пружинкой,
шприц
выскользнул
из твердых
рук и закатился
под кровать.
— Ой,
блядь! —
сказала медсестра.
Танька
беспомощно
опустилась
на пол.
Дальнейшие
действия
напоминали
несфокусированное
замедленное
кино. Из
дверного проема
между
комнатой и
прихожей
отделилась
фигура
высокой,
пышной
блондинки с
кудряшками.
Она крупным
шагом
подошла к
кровати, молчаливо
и уверенно
взяла из рук
недоумевающей
медсестры
второй
наполненный
шприц и плавным
движением
направила
послушную иглу
в Олежкино
предплечье.
Колдовство
Скорая,
словно дикая,
взвыла
мотором и
умчалась,
мигая
сиреневой
лампочкой.
Пьяные медички
спешили на
следующий
вызов или
поехали с
ветерком
кататься по
Москве.
Вслед
за мигающей
лампочкой
мир за окном
потемнел и
исчез. В
небытие
погрузился
жилой
квартал,
который
трудно было
назвать Москвой,
стоило лишь
углубиться в
свободную застройку:
безликое нагромождение
зданий, узкие
дорожки,
протоптанные
где не
положено,
пронизанные
сквозняками
дворы — все
могло
существовать
и в любой
другой точке,
кроме
высвеченного
островка под
крышей
пятиэтажного
дома. Там, за
двумя окнами
без штор с
мягким
настольным
светом, был
создан
совершенно
иной мир.
Олежка
улыбался и с
любопытством
разглядывал
чудную
компанию. У
пышной
блондинки с кудряшками,
которая
только что
спасла его от
очередного
приступа,
были карие,
на редкость
добрые глаза.
Время от
времени он
пытался
поймать ее
взгляд —
поблагодарить,
хотя бы
молча, кивком,
улыбкой… Но
она
зачарованно
смотрела на
его сестру и
будто никого
больше не замечала.
Парочка
живых гномов,
маленьких, настоящих,
ростом
сантиметров
двадцать пять,
не выше,
чинно
уселась
рядышком на
упакованном
надувном
матрасе, ноги
свесили, но ими
не болтали,
были
серьезны, как
авторские
игрушки.
Танька
пристроилась
на краю кровати,
поджала ноги
и смотрела на
брата со смешанным
чувством
надежды и
тревоги. Мама
была на
любимом
месте — в
кресле
напротив и,
перехватив
Олежкин
взгляд,
приблизила
палец к губам
— то ли
просила ее
присутствия
не выдавать,
то ли
предупреждала,
что вот-вот
должно
произойти
что-то такое,
от чего не стоило
отвлекать
разговорами.