– Похоже, наш провожатый действительно не шутил, когда просил нас колья заострить… – Матвей торопливо шнуровал берцы, сдавленно шипя сквозь зубы из-за подло путавшихся в спешке шнурков. – Ты как, ко всему готов? Что-то мне подсказывает, что в ближайшее время мы узнаем много нового про эту жизнь.
– А мне что-то подсказывает, – буркнул Володя, – что я прекрасно обошелся бы без этих знаний! Да что ж он не шевелится-то? Его что, заколдовали? На расстоянии? И что нам теперь делать?
– Молчать, – еле слышно процедил старик, не шевельнувшись. – С этого момента – молчать всем! Мы здесь не одни.
– Но я ничего не слышу! – прошептал Кравцов, сосредоточенно «сканируя» пространство. – Ни голосов, ни треска сучьев, ни шороха – ничего!
– Это потому, что они не разговаривают, не трещат сучьями, не шуршат.
– Э-э-э… А эти самые «они» – хотя бы люди?
– Были ими.
– Блин, зомби, что ли?! – нервно хихикнул Володя. – Или на самом деле вампиры?
– Цыц, кому сказано! Я сам толком еще не разобрался, кто это или что, просто чувствую – к дому Никодима не пройти. Ни шагом, ни мыслью. Его словно колпаком накрыли, и колпак этот – чужой, ненашенский. Я вообще не представляю, как Никодимушке удалось сквозь него прорваться! У меня не получается, я словно в смоле увязаю. Хан, стой! Не смей! Туда нельзя!
Но пес, не выдержавший, похоже, напряженного ожидания, на окрик хозяина не отреагировал и мощной, покрытой шерстью торпедой рванулся вперед. Пусть хозяин потом его накажет, если захочет, но Хан больше не мог стоять на месте! Он всем своим существом ощущал, как плохо сейчас другу хозяина, тому теплому и светлому человеку, рядом с которым алабаю было всегда так спокойно, так уютно! Пес обожал нечастые походы в этот дом и с не меньшей радостью встречал его хозяина, когда тот приходил в гости к ним.
И вот теперь там, в том месте, уже почти не было ни тепла, ни света! А друг хозяина держался из последних сил! Потому что вокруг него… да – чавкало и переливалось какое-то темное марево, злое и жестокое! Хан никогда не сталкивался ни с чем подобным, одно лишь мимолетное соприкосновение с этим маревом выворачивало душу пса наизнанку, делало его диким зверем. Хотелось ему крови, хотелось грызть, рвать в клочья, убивать!
Но… но это же неправильно! Так нельзя! От таких желаний что-то кололо его прямо в сердце!
И если уж что-то рвать сейчас, так то самое темное марево, колыхавшееся там, впереди! И помочь другу хозяина! И себе…
– Ну что ты будешь делать с этим поганцем! – страдальчески поморщился Тихон Васильевич, когда мощный пес, протаранив заросли кустарника, скрылся из виду. – Не бежать же следом! Все равно не догоним, да и нельзя! Пропадет ведь, бестолочь мохнатая, как есть, пропадет!