– Нет, оно у меня. Впрочем, я отдам его им, если вы так хотите.
Он подал Амалии конверт и лист бумаги с двумя строчками текста.
– Вокзал Сен-Лазар, – пробормотала Амалия, глядя на штемпель.
– Да, я тоже это заметил.
– Что вы намерены делать теперь? – осведомилась она, возвращая письмо собеседнику.
Министр выдержал паузу, но Амалия видела, что он вовсе не собирается с мыслями, а испытывает ее, и ей это не понравилось.
– Я предложил Жану уехать ночным поездом в Брюссель, но он отказался. Он настоял на том, чтобы встретиться с вами.
Амалия умела держать паузу не хуже любого министра – и даже, если уж на то пошло, премьер-министра. Поэтому она только мило улыбнулась и приняла непринужденный вид.
– Он сказал, – уже с некоторым раздражением прибавил министр, – что готов рассказать вам все, что ему известно.
– Это он убил Лили Понс?
– Он говорит, что не убивал.
Форма ответа говорила о многом. Категоричное «мой сын не убивал» и обтекаемое «он говорит, что не убивал» – совершенно разные вещи.
– Хорошо, – сказала Амалия. – Зовите его сюда.
Министр мрачно покосился на нее.
– Вероятно, я должен сказать вам, как вся эта история может отразиться на моей карьере, но вы…
– Да, я вряд ли пойму вас. И на вашем месте я думала бы сейчас не о карьере, а о том, как бы ваш сын не оказался в деревянном ящике.
Министр потемнел лицом, буркнул себе под нос что-то неразборчивое и поднялся с места. Он подошел к двери и тихо сказал несколько слов лакею, который, очевидно, стоял там, ожидая приказа.
– Меня предупреждали, что вы трудный человек, – с подобием улыбки промолвил Майен, обращаясь к Амалии. – Должен сказать, что вы вполне заслужили свою репутацию.
Он цеплялся за общие фразы, чтобы спасти лицо, но Амалия даже не обратила на его слова внимания. За дверями послышались шаги, и в комнату вошел молодой, худощавый, болезненного вида человек. Лицо широкое, нос курносый, но глаза умные, беспокойные. Над верхней губой виднелась тонкая полоска усов.
– Это мой сын Жан… А это наша гостья, баронесса Корф.
Молодой человек сделал несколько деревянных шагов и застыл на месте. У министра мелькнула мысль, что Жан похож на птенца, зачарованного змеиным взглядом, и эта мысль настолько не понравилась Майену, что он впервые по-настоящему горько пожалел, что впустил Амалию в свой дом.
– Садитесь, Жан, – сказала Амалия. Голос у нее был мягкий, внушающий доверие, и молодой человек, услышав его, сразу же успокоился. – Не смею больше отрывать вас от дел, господин министр.
Старший Майен шагнул к выходу, но на пороге остановился и круто повернулся. Его холеная бородка воинственно стала дыбом.