Картертон вздохнул и вытер губы ладонью.
— Ясно… Конечно, если бы она умерла восемь недель назад или больше, смотреть на нее было бы бесполезно… я уже не говорю — отвратительно. Даже через две недели… Чего мы добьемся, если я посмотрю на нее? Если она неузнаваема…
Я сделал вид, что не расслышал в его словах просьбу.
— Надеюсь, она вполне узнаваема. Извините, сэр, но больше я ничего не скажу. Я не имею права каким бы то ни было образом влиять на вас.
— Ее… то есть врач уже…
— Да, но следов его работы вы не увидите. Вам покажут только ее лицо. Остальное будет закрыто.
Картертон отвернулся, сглотнул слюну и снова вытер рот рукой.
— Что ж, ладно, — буркнул он. — Когда и где?
— В покойницкой, сэр. Мы с вами можем пройти туда сейчас же. Надеясь, что вы не откажете нам в помощи, я попросил тамошних служащих подождать нас.
— Разумеется, я хочу помочь! — рявкнул Картертон. — Черт побери… давайте скорее покончим с этим!
Он встал и с решительным видом схватил шляпу и трость.
— Славная у вас трость, — заметил я.
Вещица в самом деле была приметная, с серебряным набалдашником, украшенным, как мне показалось, каким-то гербом.
Картертон недоуменно покосился на меня, потом перевел взгляд на свою трость.
— А-а-а… Она принадлежала моему покойному отцу. Единственная вещь, которую он мне оставил. А это… — он указал на герб, — герб его полка.
Сам того не понимая, Картертон сообщил мне ценные сведения о себе. Я узнал, что у него, кроме скудного жалованья, нет ни гроша. Следовательно, он всецело зависит от тетушкиной милости. Значит, за его модный костюм, дорогие сапоги и белье заплатила она. В подобном положении он уязвим не только во мнении своего министерского начальства, но и во мнении доброй родственницы, которая платит по его счетам.
Чем ближе мы подходили к месту назначения, тем больше нервничал и замыкался в себе Картертон. Когда мы вошли, он разрывался между угрюмостью, за которой, по моей догадке, таился страх, и довольно неубедительной развязностью, скрывавшей то же самое.
— Ну, где же она? — Он огляделся по сторонам и скривился от омерзения. — Здесь чертовски неприятно пахнет!
— Наверное, сэр, все дело в газе, — негромко ответил я.
Естественно, мой ответ еще больше смутил и встревожил его; но я указал на газовую горелку на противоположной стене, от которой и шел ядовитый запах.
— Ах да, — сказал мой спутник. — Конечно, газ — довольно…
Дневной свет быстро угасал; по пути в покойницкую мы обогнали фонарщика, который совершал вечерний обход городских улиц и зажигал фонари. Газовый свет на улице — благо. Газовое освещение в доме, по-моему, удовольствие весьма сомнительное.