Людвиг Кондратович (Вл. Сырокомля) (Аксаков) - страница 8

 И ужъ если кто однажды соловьемъ рожденъ,

 Какъ ни мучь его, безъ пѣсни жить не можетъ онъ.

И вотъ, даръ поэта становится для него волшебнымъ совпаденіемъ горя и радости. Эту связь двухъ совершенно противуположныхъ ощущеній замѣчали едва ли не всѣ поэты, но сильнѣе и удачнѣе многихъ выразилъ эту двойственную жизнь поэта нашъ Сырокомля.

 Ты пѣвучая лира, – чародѣйка для міра,

 Но, какъ ножъ, ты опасна;

 Адъ и рай въ тебѣ скрылся; кто съ тобой подружился,

 Ты надъ тѣмъ полновластна….

 Тотъ покой свой погубитъ, тотъ, страдая, полюбитъ

 И тоской надорвется….

 Ты коварно заманишь, какъ ножомъ ты поранишь,

 Кто къ тебѣ прикоснется.

Дальше онъ самъ объясняетъ одну изъ причинъ глубокихъ горестей поэта.

 О, пѣвучая лира! Я печально и сиро

 Въ тебя вѣру теряю.

 Иль въ насъ проку немного? Восхваляю ли Бога,

 Предъ людьми ли играю,

 Всѣмъ твой голоса сталъ скученъ; Богу, людямъ докученъ,

 Хоть и нѣтъ звуковъ чище и краше…

 Пѣсню слушаетъ ухо, но у всѣхъ сердце глухо…

 Не красна доля наша!

Глубоко сознавалъ Сырокомля тяжелое служеніе поэта и часто возвращался къ этой темѣ въ своихъ стихотвореніяхъ. Пѣсня составлявшая для него источникъ радости и блаженства, являлась для него въ то же самое время и могучею, опасною для самаго пѣвца силою.

 Лишь разъ ее звукамъ волшебнымъ поддаться, —

 Погибъ ты! но вѣкъ тебѣ съ ней не разстаться!

 Погибло и сердце твое!

 Не будешь ты вѣдать ни сна, ни покою,

 Ты жаждою будешь сгорать роковою,

 А гдѣ жь утолишь ты ее?

Но и внѣшняя матеріальная жизнь Сырокомли шла рука объ руку съ нравственною его борьбою, нравственными его страданіями, хотя сѣтованія объ этой, очевидно, для него второстепенной, сторонѣ жизни и крайне рѣдко входятъ въ содержаніе его стихотвореній. Жизненный крестъ свой несъ онъ съ какой-то удивительной твердостью и гордымъ спокойствіемъ, очевидно въ пѣснѣ находя достаточное утѣшеніе, восклицая при видѣ внѣшняго, случайнаго преимущества другихъ:

 Мнѣ-жъ дано Богомъ больше, я богаче всѣхъ въ Польшѣ,

 Я горжусь своимъ даромъ;

 Лира – этотъ даръ Божій, и гусляръ перехожій

 И умру я гусляромъ.

Только крайне рѣдкo между прочими образами, пестро тѣснящимся въ душѣ нашего поэта, выскакиваетъ и образъ собственной жалкой жизненной обстановки, прорывающійся занять мѣсто въ общей картинѣ; но Сырокомля быстро отодвигаетъ на задній планъ то, что по неволѣ должно смутить и опечалить душу писателя, и снова наслажденіе отъ своего дара и гордость этимъ излюбленнымъ своимъ призваніемъ выставляются занимающими первое мѣсто въ его жизни. Такимъ является, между прочимъ поэтъ, въ фантастическихъ «Мелодіяхъ изъ дома сумасшедшихъ»: