Юсуф со своими людьми замешкался у входа в палатку Эмира Фархата, командира бухарской пехотной дивизии.
– Что, Юсуф, не спится? – донесся до Тимура голос Эмира Фархата.
– Сейчас мало кто спит, Фархат… Как тут уснешь?
– Да, согласен с тобой, Эмир Юсуф – Победитель сельджуков. Я сам вон никак не могу расслабиться.
– Фархат, что это у тебя в кубке?
– Что, не видишь? Татарское пойло. Вчера нашли в шатре Тохтамыша целый ящик. Дрянь жуткая, но хотя бы дает немного забыться.
– Так ведь…
– А… Аллах все равно ничего не видит – ночь же.
– Слушай, Фархат, – задумчиво проговорил Юсуф, – я хотел тебя спросить… Какие потери у тебя были в последнем сражении?
Фархат задумался.
– Процентов 35 – 40 личного состава…
– У меня тоже. Эти татары совсем озверели. Если они так защищают Терек, то как они будут защищать Москву?
– Не знаю, Фархат, не знаю… Я стал бояться нового сражения – никогда такого не было, а тут… Снова писать сотни похоронок… Да на уйгурском языке… Я не потяну, завтра упаду в ноги Солнцеподобному, пускай он решает. Я больше не хочу командовать смертниками.
– Он решит, что ты струсил, и просто отрубит тебе голову. Помнишь, как под Пешаваром мы опрокинули 4 каре турок-сельджуков? Тогда тоже было жарко…
Юсуф лишь многозначительно промолчал. Судя по расплывчатой тени, оставляемой факелом на пологе палатки, он пил татарскую самогонку.
– Слушай, Юсуф, я тут думал… Может, и нет там никакой Москвы, никаких райских садов с урюком и сотен тысяч гурий? Ты же читал Ибн-Сину? Он считает, что выше 50-й параллели огромная ледяная шапка… И ничего там нет. Только белые медведи… Может, того, пока не поздно, повернем на Ланчхути? Это и недалеко, и гурии там есть. Одна – точно есть, я знаю. Только наши с тобой полки, только ты и я.
– Эта победа отняла у тебя ум, Фархат! Как ты можешь говорить такое! Что скажет Солнецеподобный, если узнает?
– Так надо, чтобы не узнал…
Юсуф молчал. До слуха Тимура доносилось только бульканье наливаемого пойла.
– Я стал бояться смерти, – наконец выдавил из себя Юсуф. – Сегодня, завтра, от татарских стрел или от топора палача – какая разница! Я не знаю, что тебе сказать, Фархат-ака. Я должен подумать. За мной мои люди, и я не могу их так подставлять!