— Какие странные цветы, — сказал один из них, пригубив от капли росы, которую держал в листке, свернутом в виде рюмочки. — Наверно, у них есть покровитель.
— И поэтому они закрываются перед нами? — спросил второй, тот, кто без конца наматывал себе на палец волоконце стебля и сматывая обратно, должно быть, у него была такая привычка.
— Здесь нет других эльфов, кроме нас. А кому же еще могут принадлежать цветы, как не эльфам?
Услышав эти слова, Амариллис Лугоцвет презрительно опустила уголки рта и тихонько покачала головой.
— За этим кроются злые чары, — продолжал второй, — и, кажется, против них мы бессильны.
— Говоря откровенно, — заговорил опять первый, тот, что пил росу из рюмочки, — для меня они становятся непереносимы. Их одуряющий запах на другой день неизменно вызывает головную боль. Если бы королеву не обуревало во что бы то ни стало найти противочары… лично я отплыл бы с нашим флотом на большое озеро.
— Только бы нам получить на это разрешение, — с надеждой произнес второй. — Да что там разрешение, надо бы взять и попробовать. Говорят, здешний водяной — мечтатель и неженка. Он устраивает себе всякие увеселения, ничуть не думая о нас. А кто, кроме него, может нам запретить?
— Ах, как прекрасно было бы плыть по залитой лунным сиянием водной шири и не бояться, что весла, того и гляди запутаются в камышах или водорослях! Да и паруса не будут висеть, словно тряпки. Надо попытаться уговорить королеву.
— Это не так уж трудно. При ее склонности ко всяким отчаянным выходкам такое приключение совершенно в ее вкусе.
— Особенно, если сняться с якоря в ближайшее полнолуние. Уверен, она не сможет устоять.
Тут к ним приблизилась еще одна крохотная фигурка, и Амариллис Лугоцвет услыхала, как третий эльф спросил:
— Вы к ребенку заглядывали?
— Мы как раз туда идем, — отвечали первые два. — Имеем же мы право немного отдохнуть. Ребенок в надежном месте…
— Присматривать за ребенком — ваша прямая обязанность, — несколько раздраженным тоном возразил третий.
— Да мы же идем, идем…
Затейливыми прыжками они проскакали сквозь ряды танцующих, и вскоре Амариллис Лугоцвет потеряла их из виду. Ей не терпелось шмыгнуть за ними следом, — у нее не было сомнений, что под «ребенком» подразумевался не кто иной, как Титина, — однако на глазах у такого множества эльфов она сочла подобную затею рискованной. Да и сделайся она невидимкой, ей бы это не помогло, — эльфы почуяли бы ее присутствие по колебанию воздуха, которое она, пусть невидимая, производила бы своими шагами. Так что, бросив последний взгляд на прелестную картину в лунном сиянии, с головой, полной забот, она прокралась к себе в дом, где все еще мирно спал Макс-Фердинанд.