Таился в ней и другой страх, поменьше, понезаметней, но все же он ее не покидал. Страх при виде сына узнать, кто его отец. Ей так и не удалось выяснить, кто был ее собственный отец, а потому она не желала знать, и кто отец ее ребенка. Человек, которого она давным-давно оставила позади, погребенный на самом дне ее памяти, может вдруг всплыть из глуби лет, если в лице мальчика проглянут какие-нибудь его черты. Может быть, она даже с ним встретится, и сознание того, что это отец ее ребенка, представит его в ином свете, она тоже станет для него иной, а изменить уже ничего нельзя.
Ей казалось пошлым искать среди всех ее любовников в труппе, — а некоторые годились ей в отцы, — отца своему сыну. Она не желала, чтобы один из них выступил вперед и присвоил себе значение, которое ему вовсе не подобало. Разве он сделал что-нибудь такое, чего не делали другие? Разве она любила его сильнее остальных? Или он, отец ребенка, был ей особенно дорог? Она могла бы ответить на эти вопросы, лишь узнав, кто это был. Мысль о том, что прошлое можно еще изменить задним числом, представлялась ей пустой и нестоящей. Нужно ли, чтобы свет вдруг упал на какое-то определенное лицо, которое было так надежно укрыто всеутешающей тьмой?
Сможет ли она удержаться и не искать в лице мальчика еще чьих-то черт, кроме своих собственных? Если этот меньший и не столь заметный страх и не был для Софи решающим, то все же он служил еще одной причиной, почему боязнь познакомиться со своим ребенком с годами лишь возрастала, вместо того чтобы идти на убыль, как она ожидала.
Случилось это в антракте одного спектакля в том большом столичном театре, куда ее пригласили для пробы, имея в виду предстоящий ангажемент. К ней в уборную неожиданно вошла пожилая полная женщина и сказала, что ей непременно надо с ней поговорить. Софи тотчас же ее узнала, хотя прошло почти восемнадцать лет. Женщина была в трауре, и Софи не ошиблась, предположив, что ее муж, учитель, недавно умер.
— И как раз теперь, — сказала вдова, — когда мальчик поступает в университет…
— А мальчик где? — спросила Софи.
— Тоже здесь. — Женщина высморкалась и продолжала: — То и дело бегает в театр парнишка, хоть одним глазком да посмотреть. — И, не выдержав, улыбнулась сквозь очки, все еще утирая слезы платком. — Что поделаешь, это в нем кровь говорит.
И тут Софи поняла, что эта женщина, жена учителя, была ее сыну хорошей матерью, — он, видимо, так много значил для нее, что она не испытывала никакой ревности.
Обе женщины сговорились встретиться на следующий день. Учительша приехала с мальчиком в столицу всего на несколько дней, чтобы подыскать ему квартиру с пансионом, потому что с осени он начинает учиться. Они остановились у старшей сестры ее покойного мужа, но там ей устроить мальчика не удастся. А директор цирка тем временем уехал в Австралию.