– А если его до самого вечера не будет? – вдруг подала голос Настя, чем немало напугала сидящих в тишине братьев. – Или он на другом Лифте поднимется, на нормальном?
– Тьфу на тебя! – Но против собственного желания Димка все же нахмурился. – Не зови беду, дуреха, а то хуже будет…
– Тише, – вдруг прошептал Витя, и у детей заледенела кровь.
В третий раз за это (теперь ставшее весьма необычным, не правда ли?) утро он призывал их к тишине, и теперь в этом не было ничего забавного или интригующего. Прижавшись к брату всем телом, Настя подавленно всхлипнула, а Димка стал настороженно озираться. Его ноздри раздувались, а пальцы сжались в кулаки, как всегда бывало, когда на школьном дворе он намеревался проучить кого-то из старшеклассников за обидное прозвище или подножку.
– Кто-то идет, – снова прошептал Витя.
Он еще ниже пригнулся в тени и не заметил, как на плечо упала капля темного машинного масла, расплываясь неприличной кляксой.
– Папа? – жалобно и тихо спросила Настя, поворачивая голову. – Уже вернулся? Как здорово! А может быть, сразу выйти и признаться? Говорят, признание облегчает вину… Хоть не так страшно будет…
– Глупости какие. Никаких признаний, – вперед брата успел ответить Димка. – Да и вовсе тут не страшно. Как в цехе, только странном и слишком большом…
– Нет, это не папа, – наконец смог вставить и Виктор, и эти слова холодным ветром взъерошили их светлые волосы. – Потому что папа ушел налево вдоль стены, то есть в ту сторону. А шаги я сейчас слышу вон оттуда.
И он медленно повернулся, указывая пальцем в глубь поляны, прямо между двумя здоровенными установками неизвестного назначения. Да-да, совершенно верно, в мрачную глубину этого низкого яруса Спасгорода, наполненного клубами пара, провонявшего пылью и синтетической смазкой.
А затем чьи-то шаги среди шипения резервуаров, лязга и грохота различили и Димка с Настей. Торопливые шаги сразу нескольких человек, частые и звонкие, будто обувь была подкована железками. Но самое пугающее состояло в том, что перестук этот раздавался совсем рядом, едва ли не в ближайших облаках пара, скрывавших соседний переулок с приборами.
И тут (почти одновременно) произошло сразу два события. Сперва из клубов влажного тумана появились пять коренастых фигур, облаченных в грубые брезентовые комбинезоны, такие же шапки и сварочные очки с черными стеклами. А потом Настя так громко завопила от ужаса, что разом перекричала и свистки вырывавшегося под давлением пара, и лязг железа, и стрекотание шестеренок.
Но вы не должны думать, что она кричала, потому что была девчонкой (или даже трусливой девчонкой). На самом деле она была очень храброй, с юных лет воспитанная быть сильной, как все девочки Спасгорода. Просто иногда люди кричат не только от страха или переживаний, иногда они кричат от неожиданности…