— Зачем беспокоиться из-за того, что не случилось, жена моя? — Цезарио взял в ладони ее встревоженное лицо, мягко поглаживая пальцами нежную кожу щек. — У твоего отца не было преступных намерений, так что ему в любом случае ничего не грозило. Я это понял, когда поговорил с ним. И если за дело взялась бы полиция, то и они пришли бы к такому же выводу.
Джесс вся дрожала — то ли от волнения и желания ему поверить, то ли возбужденная его близостью. Он назвал ее «моя жена» — и внезапно весь мир вокруг стал светлее и ярче.
Она обхватила руками его за шею, и через мгновение Цезарио уже целовал ее.
— В постель, — хрипло скомандовал он, потянув ее к лестнице.
— Но сейчас время ужина, — запротестовала Джесс.
— Это не проблема! Томмазио не позволит нам умереть от голода, драгоценная моя.
Желание, которое он пробудил в ней своим вторым поцелуем, было безжалостным. Каждое движение его языка пронзало ответной дрожью все ее тело. Джесс чувствовала, как жар, словно пламя, отчаянно нуждающееся в топливе, охватил ее сердце.
Сдернув с него пиджак, она начала расстегивать его рубашку. С тихим смехом Цезарио снова прижался к ее губам. Когда его руки срывали с нее одежду, она знала — тот же самый огонь пылал и в его сердце.
Он вошел в нее резко и глубоко, и Джесс услышала стон удовлетворения. Она наслаждалась каждым движением его бедер, неодолимо стремясь к завершающей кульминации, даже когда он чуть замедлял свой ритм, чтобы растянуть удовольствие. Она словно таяла в объятиях его сильных рук, чувствуя восхитительное наслаждение, накрывающее ее горячей волной. Все, что Джесс могла слышать, — это удары его сердца. Оно звучало как набат, утверждающий их соединение.
— Я никогда так никого не хотел, красавица моя. — Руки Цезарио крепко сжимали Джесс и не хотели отпускать.
Она улыбнулась, нежно касаясь его подбородка, восхищаясь безупречной лепкой мужественного лица. Она наслаждалась, ощущая себя необходимой. Его страсть заставляла ее чувствовать себя особенной. Это был подходящий момент, чтобы сказать ему о беременности. Но она отказалась от этой идеи. Сейчас ей больше хотелось сосредоточиться на их близости, чем на том, что могло привести к ее быстрому завершению.
«Лучше сказать ему утром», — решила Джесс, когда наконец они выбрались из постели, чтобы поужинать.
То, что осталось от ночи, было еще более долгим продолжением того, чем они начали заниматься перед ужином. Цезарио оказался неутомим, его желание — ненасытным. Только под утро они наконец заснули, а когда Джесс проснулась, то Цезарио уже не было.