Незнакомец смотрел на него округлившимися глазами:
— Sind Sie wahnsinnig?[7]
Мишнофф уже почти согласился было с этим определением, но в робкой попытке самозащиты произнес:
— Я не сумасшедший, черт возьми. Я хочу сказать: Auf der Erde woher Sie gekom…[8]
Знания немецкого явно не хватало, и он сдался. Но мысль, которая недавно пришла ему в голову и не давала ему покоя, продолжала мучить его. Ему было просто необходимо найти какой-то способ, чтобы проверить свою догадку.
— Welches Jahr ist es jetzt?[9]
Незнакомец уже интересовался состоянием его психического здоровья и теперь, когда ему задали вопрос о годе, наверняка убедится в явном нездоровье пришельца. Но это был единственный вопрос, на который Мишноффу хватило его немецкого.
Его собеседник пробормотал какую-то фразу, подозрительно смахивающую на крепкое немецкое ругательство, а затем довольно внятно произнес:
— Es ist doch zwei tausend drei hundert vier-und-sechzig, und warum…[10]
За этим последовал стремительный поток немецких фраз, из которых Мишнофф не смог понять ни единой. Но ему было достаточно и того, что он услышал.
Если он правильно перевел с немецкого, то незнакомец упомянул 2364 год, который остался в прошлом почти две тысячи лет тому назад. Как такое могло произойти?
— Zwei tausend drei hundert vier-und-sechzig?[11] — глухо переспросил он.
— Ja, ja, — саркастически ответили ему. — Zwei tausend drei hundert vier-und-sechzig. Der ganze Jahr lang ist es so gewesen[12].
Мишнофф пожал плечами. Утверждение, что так было весь год подряд, вовсе не показалось ему смешной остротой даже на немецком, а уж о переводе и говорить нечего. Он погрузился в размышления.
Германоязычный продолжал говорить, и в его голосе усиливались иронические нотки:
— Zwei tausend drei humdert vier-und-sechzig nach Hitler. Hilft das Ihnen vielleicht? Nach Hitler[13].
— Еще как поможет! — радостно вскрикнул Мишнофф. — Es hilft! Horen Sie, bitte…[14] — Он продолжал говорить на ломаном немецком, вкрапляя в него обрывки планетарного: — Бога ради, um Gottes willen…[15]
Если отсчитать 2364 года от Гитлера, все равно получался другой год.
Безнадежно путаясь, он мучительно складывал немецкие слова, пытаясь объясниться.
Нахмурясь, незнакомец задумался. Он машинально поднес к подбородку руку в перчатке, чтобы по привычке погладить его или сделать похожий жест, но, наткнувшись на прозрачное стекло шлема, закрывавшее лицо, так же машинально опустил ее.
— Ich heiss George Fallenby[16], — сказал он внезапно. Имя, как показалось Мишноффу, было англосаксонского происхождения — даже несмотря на то что незнакомец своим произношением сильно изменил его, придав ему вид тевтонского имени.