Как-то ему позвонил с просьбой о помощи один из друзей, чья дочь была задержана при употреблении наркотиков. Друг просил сделать так, чтобы «Ньюс» не упоминала ее имени.
— Мне очень жаль, Том, — ответил ему Хьюго, — но, если мой репортер выпишет этот случай из сводки происшествий, я ничего не смогу для тебя сделать. Но в сводке столько происшествий, связанных с наркотиками, что он может пропустить дело твоей дочери. Сводок так много, что мой репортер может вообще не прочитать именно эту. Нам остается только ждать и надеяться на везение.
Какие бы отступления от норм морали ни позволял себе Хьюго в личной жизни, его честь и доброе имя как журналиста имели для него первостепенное значение.
После встречи с Лизой Хьюго плохо спал всю ночь. Его несколько раз разбудил крик совы, показавшийся ему невыразимо печальным. Летом Хьюго обычно спал обнаженным, однако сейчас, после того, как его второй раз разбудил крик ночной птицы, он поднялся, закрыл окно, включил кондиционер и накрылся простыней.
Этой ночью он проснулся еще раз и, вспоминая свой неспокойный сон, в котором постоянно присутствовали губы Лизы Табор, казалось, вновь услышал голос Бена Фронвелла, который на этот раз повторял ему: «Говорят, деньги развращают, власть развращает, вот я тебе скажу, что действительно развращает: любовь».
Утром Хьюго проснулся не с ощущением счастья, как предыдущие две недели, а с чувством, что ему не хочется начинать этот день. Хьюго был рад, что по четвергам служанка не приходит: ему не хотелось, чтобы кто-нибудь видел его сегодня. Когда он спускался на кухню приготовить себе кофе, в ушах Хьюго отдавались его собственные шаги, медленные и тяжелые — шаги человека, идущего навстречу злому року.
Хьюго открыл дверь и взял газеты, лежащие аккуратной стопкой на крыльце. Каждое утро Хьюго уделял газетам часа два, вырезая заинтересовавшие его статьи. Он автоматически проставлял на вырезках даты: могло пройти довольно много времени, прежде чем он воспользуется одной из них.
Хьюго пошел бриться. Он долго изучал в зеркале свое лицо, пытаясь понять, изменился ли со вчерашнего дня его внешний вид. Однако прямые каштановые волосы, зачесанные назад, были все те же, как и правильные черты лица.
Когда Хьюго спускался вниз сделать себе еще кофе, шаги его были уже легче.
А к тому времени, как он уселся за стол у себя в кабинете, он даже почувствовал некоторое возбуждение. Хьюго включил компьютер. Сидя перед дисплеем, он всегда чувствовал себя полубогом: на две трети статья обычно бывала готова у него в голове, а за компьютером предстояло завершить все дело, подобно тому, как художник делает последние мазки.