Я пустилась наутёк, уронив бидон; Фаро в доме, заслышав выстрелы и дребезжанье катящегося по дороге бидона, неистово залаял. Я кинулась к деревьям, росшим вдоль Бёрден-крика, каждую секунду ожидая пули в спину — мне ведь пришлось ярдов тридцать бежать по совершенно открытому месту, где я была лёгкой мишенью. Но мой враг больше не стрелял. Мне даже послышался звук захлопывающегося окна, но я не стала задерживаться и оглядываться, чтобы это выяснить.
Укрывшись рощице, я почувствовала себя в относительной безопасности и побежала дальше, виляя между деревьями. У поворота, взглянув назад и убедившись, что противник меня не преследует, я села и принялась осматривать лодыжку. Пуля прошила грубую ткань джинсов, оставив пару маленьких круглых дырочек, а на носке снизу был виден узкий прямой разрез, через который медленно сочилась кровь. Я сняла кроссовку и носок. Рана оказалась лишь небольшой поверхностной царапиной; кожа едва задета. Края царапины побелели и болезненно ныли при нажатии. Будет синяк.
Ничего серьёзного; собственно, пока я сидела и оценивала потери, рана почти перестала кровоточить. Однако у меня из головы не шла мысль о том, что мне нечем её лечить: у меня не было ни бинтов, ни обеззараживающих средств. В доме что-то такое было, в магазине тоже, но толку-то... И тут я вспомнила: в пещере есть мыло. Хотя бы промою царапину да надену чистый носок. Я вновь обулась, не затягивая шнурок слишком туго, и направилась к пещере.
Обмывая лодыжку, я недоумевала: ранение-то странноватое! Мой противник сделал два выстрела; если он пытался попасть в меня, то оба раза взял слишком низкий прицел. Может, он просто плохой стрелок? Да нет, скорее всего, он не пытался убить меня, хотел только отпугнуть. Я же стояла на виду неподвижно, как столб (по крайней мере до первого выстрела), а мистер Лумис заранее приготовился, выждал, опёрся на подоконник — словом, в такой ситуации даже самый плохой стрелок не промахнётся.
Значит, он, наверно, просто не умеет стрелять. Промахнуться, стараясь во что-то попасть — это нормально. Но попасть, стараясь промахнуться...
И тут правда открылась мне во всей своей болезненной ясности.
И эта идея, и вся обстановка, и то, что случилось в последующие несколько минут и в течение следующего часа, было настолько ужасно, что я не отваживаюсь даже думать об этом — я всё переживаю заново, словно ночной кошмар наяву.
Сижу у пруда с носком в руке; кроссовка стоит рядом, ожидая, пока нога высохнет. Мыло лежит на камне у кромки воды.
Я вот о чём думаю: он не старался промахнуться. Он целил мне в ногу, чтобы я не могла ходить. Он хотел только ранить меня, не убить. Чтобы захватить в плен. Очень простой, эффективный и ужасный план. Голод заставит меня вернуться в дом или в магазин. А ружьё помешает сбежать опять. Он будет стрелять в меня снова и снова.