Z значит Захария (О’Брайен) - страница 118

Я шла мимо родного дома. Перед моим мысленным взором вставали картины прошлого; я видела этот дом глазами того ребёнка, каким была когда-то: вот я карабкаюсь по ступенькам, торопясь на ужин, а вот сижу на веранде вечером и любуюсь светлячками. Дедушка раскачивает меня на качелях; а сейчас кто-то запел... Картина более позднего времени: ночь, я сижу на качелях и воспаряю в романтических мечтах, представляя себе свою дальнейшую жизнь... А потом — война. Я ощутила возросшую тяжесть тележки, которую тащила за собой, и прибавила шагу.

Дорога уводила вверх. Колёса сухо шелестели по гудрону. Свежий ветер шевелил траву и листья, бросал пыль мне в лицо. С каждым шагом я, казалось, уходила всё дальше от своей прежней жизни; и однако всё, что попадалось мне на глаза, словно бы сильнее натягивало узы, привязывавшие меня к родной долине. Я миновала остатки старой хижины, угнездившейся на дереве. Как представляла я себе свою жизнь, будучи ребёнком? Вспомнить было трудно, но, во всяком случае, ничто в моём детстве не подготовило меня к тому, что происходило сейчас.

Я обернулась. Дорога была пуста. Интересно, где мистер Лумис, ждёт ли он меня у камня до сих пор? Я представила себе его ярость, когда он обнаружит, что его тележка пропала, что его обвели вокруг пальца. Я так нервничала, что с трудом заставила себя повернуться и зашагать дальше. Попыталась найти поддержку в своём сне: классная комната, лица детишек... Но картинка, не задерживаясь, улетучивалась из моего сознания.

Я направлялась в мёртвую зону. Рядом с дорогой текла речка — она приходила сюда откуда-то снаружи; возможно, где-то там мои пути-дороги ещё пересекутся с нею. Вода была чиста и прозрачна, как всегда, и её журчанье между камнями звучало в моих ушах прекрасной музыкой. И тем не менее всё, чего касалась эта вода, умирало. Я вспомнила Фаро, и на глаза навернулись слёзы.

Я опять подумала о мистере Лумисе. Скоро я увижу его в последний раз. Собственно, этой встречи можно было бы избежать. Я так и хотела сделать; и всё же что-то во мне противилось этому желанию. Это непонятное чувство тяготило, словно гиря, словно вес тележки, упорно тянущей меня назад, тогда как я торопилась вперёд и вверх по дороге. Мне вспомнились лицо моего больного гостя и собственная печаль при мысли о том, что он умрёт. На пастбище внизу замычала корова, словно догадывалась, что я ухожу от неё. Или уже ушла.

Если я встречусь с этим человеком, что я ему скажу? Он будет вне себя от бешенства, захочет убить меня. Сделает всё, чтобы не дать мне уйти. Начнёт запугивать, рассказывать об ужасах мёртвой зоны, об одиночестве пустых дорог и молчаливых полей. Заговорит о трупах в домах и в автомобилях; будет уверять, что другого такого места, как моя долина, нет — он долго шёл, много видел, везде искал. Он будет просить: вернись домой, вернись, вернись, я оставлю тебя в покое, только вернись!..