— А у тебя есть ещё один?
— Да. И я могу дать вам удочку Дэвида. — Она стояла в его шкафу.
И мы отправились на рыбалку. На мистере Лумисе был дождевик моего отца, а в руках он нёс удочку. Но до пруда мы так и не добрались. Пройдя около ста ярдов, он вдруг резко сбавил шаг, потом споткнулся и выронил удочку.
— Прошу прощения, — сказал он. — Я не могу идти дальше.
Он страшно побледнел: в лице ни кровинки, губы посинели. Выглядел он очень плохо.
— Обопритесь на меня, — предложила я. — Оставьте удочку. Пойдём домой.
— Анемия, — пояснил он. — Я должен был предвидеть. Непременная часть лучевой болезни. Через пять-семь дней после облучения. Сегодня как раз шестой день.
Мы очень медленно пошли к дому. Мистер Лумис с трудом держался на ногах.
Я сказала:
— Вам бы лучше прилечь.
— Да. — Он опустился на придорожную траву, лёг набок, затем перекатился на спину и закрыл глаза. Лицо его чуть-чуть порозовело.
— Так внезапно... — проговорила я.
— Нет. Постепенно подбиралось. Я чувствовал.
— Что мне сделать для вас?
— Ничего. Помоги добраться до дому. А потом иди рыбачить.
Так я и поступила. Мы вернулись в дом; я немного посидела у постели больного, а потом отправилась на пруд. Но какая там рыбалка! Я всё время нервничала и волновалась. Мистер Лумис объяснил, что при анемии общее состояние обычно не ухудшается, но болезнь будет неуклонно идти своим чередом, и в это время он будет слаб и ни на что не способен. Затем, после выздоровления, силы постепенно возвратятся, анемия уйдёт. И всё равно у меня было такое чувство, будто это начало конца — то есть не то чтобы конца, а очень тяжёлого периода времени; поэтому все планы, которые я строила сегодня утром, казались теперь бессмысленными и глупыми.
Моего терпения хватило всего на полтора часа. К счастью, рыба клевала, так что за это время я поймала трёх окуней, после чего побежала домой.
Мистеру Лумису вроде бы опять стало получше; он поднялся с постели и сел за стол, чтобы съесть ланч; правда, двигался он медленно и осторожно и, поев, сразу же снова лёг. Когда я чуть позже заглянула в его комнату, он спал. Я поставила у его кровати стакан со свежей водой.
Мои мысли всё время возвращались к плите в амбаре. Больной спал. Я отправилась в амбар, нашла в отцовской мастерской разводной ключ, плоскогубцы, отвёртку и молоток и принялась за работу. К моему удивлению, болты особо не упрямились; масло, которым я их смазала прошлой зимой, сделало своё дело. Впрочем, даже при этом я сломала пару ногтей, зато на закате плита превратилась в груду частей на полу амбара. Обнаружилось, что я могу поднять каждую деталь по отдельности, кроме одной — громоздкой чугунной топки; даже если снять с неё решётки и дверцу, всё равно она будет слишком тяжела. Хотя, покантовав громадину, я смогла бы переместить её на мазонитовую