У людей не хватило терпения дослушать листовку до конца, они загудели:
— Ходжанияз сторговался-таки с Шэном!
— Хе, как бы и нас не продал?!
— Что произошло? Все в голове перемешалось!
— Верно говоришь. Кому из них верить?
— Прекратили воевать, наступил мир — это хорошо.
Появился конный патруль. Солдаты стали собирать листовки, а людям предложили разойтись. Применять силу, как прежде, не стали.
— И что вы скажете? — спросил Аджри по пути домой.
— Ты о чем?
— Я о соглашении Ходжанияза с Шэн Шицаем.
— Дело конченое, — удрученно ответил Шапи. — Опять обречены будем на рабские оковы — снова одурачили нас…
Больше они ни о чем не говорили. В этот момент оба не могли ни размышлять, ни беседовать.
2
Ма Чжунин расхаживал по комнате, ощущая себя зверем в железной клетке. Он обложен со всех сторон. Лицо его, лишенное всякого выражения, напоминало скорее всего лицо человека, решившего покончить с собой. Он овладел Кашгаром, но надежда собрать силы для борьбы с Шэн Шицаем оказалась несбыточной. Какая-то часть высших слоев духовенства и корыстолюбцев поддержала его, однако народ не поверил и не пошел за ним. Шэншицаевские и зарубежные агенты препятствовали его деятельности, мешали на каждом шагу, а теперь войска Шэн Шицая и Ходжанияза окружили и начали сжимать с обеих сторон.
Ма Чжунину не хочется даже смотреть на лежащее на столе письмо. Это проклятое письмо — требование Шэн Шицая. Дубаню хочется безоговорочной капитуляции. В случае мирного разоружения с просьбой о пощаде Ма Чжунину и его соратникам предусмотрены «соответствующие» должности. Слово «капитуляция» для Ма Чжунина тяжелее смерти. Гордый, безгранично уверенный в себе «юный командующий» понимал неизбежность разгрома, но честь не позволяла ему покориться беспомощной безвыходности. С отяжелевшей от дум головой Ма Чжунин решил последний раз посоветоваться со своими соратниками и пригласил их.
Пришли Ма Шимин, Ма Хусян, Бэйда, Ма Чжинсян. Четыре «чахарских утеса» не думали о печальном повороте в своих судьбах. Они сочувствовали Га-сылину, которого сами вырастили, сами возвысили до главнокомандующего, и сейчас, в самый тяжелый момент, они не отвернулись от него. Они стояли, готовые без колебаний тут же выполнить все, что скажет Га-сылин.
— Что будем делать, братья? — голос командующего был по-обычному спокоен.
— Заявляем о готовности исполнить ваши пожелания, — проявил уважение Ма Шимин.
— Нет, говорите вы, я так хочу.
— Будем драться до последнего! — задиристо предложил Ма Хусян.
— Лучше действовать сообразно обстоятельствам. Война не избавит нас от гибели, кроме того, народу…