Оповестили даже отдаленные селения, и народ стал стекаться на площадь. Перед глазами людей возвышалась наподобие шапки сцена, обшитая пестро-зеленоватым полотном, на передней ее стенке лозунги по-уйгурски и по-китайски: «Торжественное собрание кашгарского народа», «Да здравствует единение народов Синьцзяна!» В центре красовался огромный портрет Сунь Ятсена. По бокам трибуны установили государственные флаги, внизу разместились музыканты в военной форме.
— Кто это нарисован, смотрит как живой?
— Наверное, новый падишах!
— Нет, это тот самый Сунь Ятсен, которого прозвали отцом государства!
— Эх, сколько полотна ушло!
— Проповедь читать будут или какая бумага есть?
— Вон власти на сцену вышли!
— Посмотрите — музыканты, наверное, играть будут!
— Можно и без игры, дали бы жить.
Так толковал народ на площади.
Тем временем специальный представитель Шэн Шицая генерал Гун, Махмут, должностные лица и почтенные люди заняли места на сцене. К трибуне вышел китаец с переводчиком.
— Внимание! — крикнул он, и поставленные следить за порядком призвали народ стоять тихо. — Торжественное собрание народа объявляю открытым!
Духовой оркестр заиграл государственный гимн, и на высокую гладкую жердь посреди площади подняли флаг.
Должностные лица во главе с Гуном стояли, вытянувшись в струнку, пока не прекратился гимн.
— Будет говорить Гун-сылин! — объявил председатель собрания.
Гун, одетый просто, вышел к трибуне и по-военному; отдал народу честь. Он принадлежал к демократическому течению среди сторонников Шэн Шицая и считался народолюбцем. Прежде чем начать говорить, Гун сочувственно оглядел плохо одетых, с землистыми лицами людей, испытавших тяжкие притеснения.
— Почтенные граждане, уважаемые кашгарцы! Считайте, что с сегодняшнего дня установились мир и спокойствие. Народ Синьцзяна вынес много мучений под гнетом жестоких и жадных чиновников, иностранных грабителей, подвергся разорению, был отстранен от света знаний. Национальное унижение вылилось в кровавую трагедию. И вот мы избавляем вас от унижения…
— Слова этого китайца радуют мои уши, — Аджри толкнул локтем стоявшего рядом Шапи.
— Нужно ценить не по словам, а по делам.
— Он обличает китайских чиновников прошлого…
— Не впадай в ребячество, Аджри! — одернул Шапи. — Кто их знает… Сегодня насулят, а завтра насолят, К чему мы пришли, веря китайским чиновникам?
— …восстановить разоренное народное хозяйство, — продолжал Гун, — привести в порядок пути сообщения, развивать культуру и просвещение — перед нами стоят великие задачи строительства нового, процветающего Синьцзяна…