Нельзя сказать, что в городе отец Василий не бывал. Бывал, конечно. На похороны бывшего владыки ездил, и нового архиерея встречать в кафедральном соборе удостоился, бывал он и на годовых епархиальных собраниях, но не регулярно, последние года четыре отсутствовал. Благочинный позвонит по телефону, спросит, да сам и ответит: «Ты что, отец Василий, на собрании-то не был, болел, наверно?» Ну, тем и кончится.
И вот на тебе! На Светлой седмице вызывают отца Василия на службу. Да не просто с архиереем послужить, а награждать его будто бы владыка будет. По уставу награда ему положена – протоиерейская палица.
Отец Василий разволновался:
– Да что меня награждать-то? С какой такой стати? У меня и облачения все без палицы сшиты. И зачем она мне, чай, я не Илья Муромец с палицей ходить?!
Это он притворялся, конечно. Любил отец Василий последнее время в старого ворчуна поиграть. На приходе все знали об этом. Хотя про какие-либо награды он действительно и думать не думал. А вот о новой чаше для причащения мечтал – старая-то совсем поистерлась, и хотелось отцу Василию приобрести потир позолоченный да каменьями приукрашенный. Такая у него мечта была, это точно известно.
Но матушка на награждение супруга смотрела по-иному. Еще какой Муромец, думала она, с гордостью глядя на тщедушного, с седой бородой отца Василия. Ей было радостно за мужа, потому что, по ее мнению, он давным-давно был достоин не только палицы, но и креста с украшениями, атоимитры, а возможно, даже и права служения с отверстыми Царскими дверями аж до «Иже херувимы». Самому-то ему, может, и все равно, а народу церковному – нет, не все равно. Ему, народу, важно, что их настоятеля наградой отметили, потому что народ на приходе отца Василия любил, как доброго пастыря и простого человека, без затей и гордости.
– Ты, отец, не ворчи, – сказала матушка строго. – Не ворчи, а собирайся. Это тебе не отчетные собрания прогуливать. Сам владыка палицу на твою упрямую выю наденет. Собирайся без капризов. Я сейчас облачение наглажу – бархатное, пасхальное, что из двух-то скатертей сшили, так?
Расстегнув пуговицу на горловине подрясника, будто воздуху ему не хватало, отец Василий вздохнул:
– Ну зачем меня награждать? Что я, провинился, что ли?
– Заслужил! – отрубила попадья.
– А где ж мне ночевать в городе? – не сдавался отец Василий.
Матушка только губой фыркнула:
– У племянника, у Григория, и переночуешь. То-то рад будет!
– Да поеду я как? На поезде, что ли? Поклажи-то одно облачение да камилавка, да…
– Евдокимыч отвезет. И что ты, батюшка, фасонишься? Как мальчишка, право слово! Не юродствуй! Ведь нельзя же отказываться?