Скорее всего, в тот момент, накануне войны, примерно так же считали и высшие руководители Красной Армии С. К. Тимошенко и Г. К. Жуков. Иначе не понять, почему они, бывая на приеме у И. В. Сталина чуть ни каждый день, не смогли доказать руководителю нашего государства необходимость своевременного направления директивы о приведении войск западных военных округов в боевую готовность. По крайней мере, они были обязаны накануне войны предупредить И. В. Сталина (если он, действительно, препятствовал своевременному приведению наших войск в боевую готовность) о возможных последствиях его действий, однако этого Тимошенко и Жуков не сделали. Это потом, задним числом, они стали такие умные.
Важно обратить внимание на то, что современные историки, дружно соглашаясь с тем, что «директива о приведении советских войск в боевую готовность была дана слишком поздно», однако не дают ответа на само собой напрашивающийся в таком случае вопрос: а когда, с их ученой точки зрения, эта директива отправлена была бы вовремя, например: за 6 часов, за сутки, за двое, месяц или год до начала войны?
На этот вопрос трудно ответить даже сейчас. Задним числом не смог на него ответить и сам автор «Воспоминаний и размышлений» маршал Г. К. Жуков, будущий министр обороны Советского Союза, как наиболее сведущий в этих делах человек. Другой, непосредственный свидетель событий последних мирных часов, от которого непосредственно зависело приведение наших войск в боевую готовность и, следовательно, результаты начала войны, нарком обороны С. К. Тимошенко, как уже указывалось, не счел нужным ответить на этот, важнейший для истории, вопрос; ушел в иной мир нераскаянным. Стало быть, не слишком боялся Бога за загубленные солдатские души.
Задним числом и самому Г. К. Жукову стало очевидно, с учетом реальной боеготовности войск под его командованием, что директива о приведении советских войск в боевую готовность была дана поздно. Однако почему она была отправлена поздно, начальник Генерального штаба анализом себя особенно не утруждает, частично берет грех на себя, но основную вину перекладывает на И. В. Сталина.
Так, в своих «Воспоминаниях и размышлениях» Г. К. Жуков пишет: «В период назревания опасной военной обстановки, мы, военные, не сделали всего, чтобы убедить И. В. Сталина в неизбежности войны с Германией в самое ближайшее время и доказать необходимость провести несколько ранее в жизнь срочные мероприятия, предусмотренные оперативно – мобилизационным планом».
Выходит, скромность не позволяла Маршалу Советского Союза написать – «я», а только весьма неопределенно – «мы, военные». Можно подумать, что любой военный мог запросто зайти в кабинет к И. В. Сталину, чтобы убедить его в чем-то, кажущимся этому военному очень важном.