По Г. К. Жукову, получается, что вот мы, умные военные, в том числе, разумеется, и он – Жуков, неоднократно пытались убедить И. В. Сталина в том, что срочно необходимо принимать меры, предусмотренные оперативно – мобилизационным планом, в том числе срочно убрать с границы сотни новейших самолетов, преднамеренно подставленных каким-то врагом народа под удар фашистов. Ведь неровен час – начнется война, а самолеты, не имея летчиков, сами улететь в тыл не сумеют, вот и погибнут ни за понюх табаку прямо на аэродромах. Из этого можно сделать вывод: ну и дурак же был Сталин, если он и этого не понимал.
А ведь таких казусов было сколько угодно: и незаправленные танки, и орудия без снарядов, и войска, не прикрытые зенитной артиллерией, поскольку в это время эта артиллерия была направлена для учебных стрельб на дальние полигоны, и, наконец, – неработающие радиостанции.
Таким образом, в «Воспоминаниях и размышлениях» их автор пытается убедить читателя: а причем здесь «мы, военные», в том числе нарком обороны Маршал Советского Союза Тимошенко и я, начальник Генерального штаба генерал армии Жуков, если мы, военные, неоднократно убеждали И. В. Сталина, что расхлябанность в армии недопустима, что, если затянем этот, давно уже перезревший вопрос, о приведении войск Западных военных округов в боевую готовность, то останемся без армии, а в первую очередь – без самолетов. Но, несмотря на все наши доводы, Сталин нас так и не понял; поэтому подставил Красную Армию под удар Гитлера; вот оставили все на границе: и солдат, и технику, и склады с топливом, из-за этого и бежали мы, военные, по вине Сталина до самой Москвы.
Однако И. В. Сталина можно обвинить в чем угодно, но только не глупости. Поэтому, если и докладывал Тимошенко вместе Г. К. Жуковым руководителю нашего государства о состоянии войск западных военных округов и о перспективах отражения нападения немецких фашистов на нашу страну, то, скорее всего, далеко не так, как было выше указано. Иначе трудно объяснить, почему И. В. Сталин в такое критическое время, как 21 июня, закончил свой рабочий день и уехал отдыхать в 23.00. Обычно он и в спокойное время работал значительно дольше, до 2–3 часов ночи.
Таким образом, судя по реакции И. В. Сталина, доклад этих высших руководителей Красной Армии, как нам представляется, был традиционным, характерным для мирного времени, когда докладчик знает, что проверить объективность его утверждений, обещаний и выводов никто не может: ни многочисленные проверяющие, ни полевые занятия с учебными стрельбами, ни командно – штабные ученья, ни даже крупные маневры с обозначением условного противника и привлечением целых военных округов, а только – настоящая, крупномасштабная война с реальными боевыми действиями.