И все же Артур не хотел думать, что Милдрэд стала корыстной и расчетливой интриганкой. Что ей Юстас? И почему она покинула пир, едва узнала Артура? Почему не подождала, когда он кинулся за ней? Не пожелала общаться? Но и не выдала его. Хотя… Она ведь ничего не знает о нем. Или знает?
Артур чувствовал, что при мысли о саксонке его сердце словно резали ножом. Ему было больно и плохо. Он терялся в догадках. Нужен ли он Милдрэд? Он ведь рисковал, открывшись ей, и рассчитывал хоть на какой-то отклик в ее глазах. Милдрэд должна понять, что он рядом, что он не оставит ее. Артур и на похищение принца решился только потому, что надеялся освободить свою кошечку. И он это сделает! Вот тогда он и поговорит с Милдрэд, заставит ее признаться, как вышло, что она отказалась от их прошлого, забыла его и стала жить с убийцей своей родни, родила ему сына. Ибо что бы ни говорили ему о Милдрэд Гронвудской, Артур продолжал надеяться, что она жертва. И если она по-прежнему испытывает какие-то чувства к нему, они будут вместе вопреки всем королям и принцам, вопреки всем законам — божеским и человеческим. Он не позволит им больше расстаться!
Со стороны собора доносилось пение Agnus Dei [95]. Уже совсем рассвело, а значит, шла служба третьего часа [96]. Артур под эти звуки начал даже подремывать. Он почти заснул, но очнулся, услышав рядом шлепанье сандалий по плитам. Это оказался один из послушников, принесший Артуру ломоть свежего хлеба и пиво. В аббатстве Святого Эдмунда варили прославленное на всю Восточную Англию темное пиво, но Артур отказался от него. Им предстояла схватка, а в таком случае лучше оставаться голодным. И куда больше его заинтересовали сведения послушника, что люди Юстаса приходят в себя с трудом, и, возможно, их ожидание будет долгим, хотя принц уже побывал в крипте, оглядел ковчег с мощами и даже забрал с хозяйственного двора подводу, на которой намеревается вести ценный груз.
Артуру опять пришлось ждать. Порой мимо проходили монахи, они выглядели озабоченными, на Артура поглядывали почти с мольбой, благословляли его. Потом они уходили, и он вновь сидел в тишине, думал о том, что их ждет, размышлял о Милдрэд.
В какой-то миг он заметил ребенка. Тот появился из внутренних помещений, совсем кроха, но в длинном одеянии монастырского воспитанника и босой. Артур некогда сам воспитывался в обители и сейчас, глядя, как ребенок семенит босыми ножками по плитам галереи, невольно умилился. Мальчик приближался, не замечая наблюдавшего за ним из стенной ниши рыцаря. Рыжеватые волосы ребенка были растрепаны, он смотрел под ноги и бежал так уверенно, будто точно знал, куда направляется. Но, видимо, это было не так, малыш остановился, стал растерянно озираться, пока не засмотрелся на колонны галереи. Они были разной формы — витые, как свечи, в виде черепицы, прорезанные продольными выемками или зубцами. Их капители украшала резьба в виде парящих, раскинувших крылья птиц, а цоколи имели самую разнообразную, порой просто фантастическую форму. Это была мáстерская резьба по камню, но, на взгляд Артура, несколько перегружавшая строгий ряд колонн и даже аляповатая. А вот малышу это, похоже, нравилось, он разглядывал каменные изваяния, переходя от одной колонны к другой, пока не замер. Вероятно, его что-то напугало, глаза его расширились, он отступил, прижал маленькие ручки к лицу и заплакал.