Шахматы из слоновой кости (Падерин) - страница 64
Шел июль 1941 года…
В декабре – в середине декабря – к бригадиру приехала из Могилева сестра. Тоже рослая, но, не в пример брату, объемная. Старуха как-то сумела пробраться на товарняк, затаилась и вполне благополучно докатила до Орши.
Эдик потерял покой: если старой женщине, да еще этакой громоздкой, удалось обхитрить немецких охранников, так неужели он, маленький, верткий, не пронырнет на товарняк, идущий в Могилев?
Сказал о своем решении бригадиру. Тот принялся было вразумлять, но он объяснил: вон уже наше войско раздербанило немца под Москвой – об этом по всей Орше переклик, – глядишь, недолго ждать, когда и Могилев освободят, и вдруг получится, что отец пойдет со своей частью где-нигде рядом и сумеет хотя бы на денек вырваться домой…
Старик повздыхал, расспросил сестру, кто из старых железнодорожников остался в Могилеве, и снабдил Эдика запиской к одному из них – Ковалеву Степану Саввичу. Чтоб тот посодействовал насчет работы.
Осуществить свой план Эдику удалось только перед самым Новым годом. В Орше все прошло гладко, без приключений. Помогли свои же ремонтники. И в Могилеве повезло: на подходе состав придержали перед семафором (видно, пути были забиты), Эдик спрыгнул и сразу скатился под откос. Охрана его не заметила.
Обошлось без приключений и в Орше и здесь, на родной станции, и он порадовался, как ловко все провернулось, а в конце-то оказалось, зря ликовал и зря рвался сюда: на месте их дома высилась груда кирпичей и полуобгоревших досок. Поднял палку и, глотая слезы, долго ковырял припорошивший развалины серый снег. Искал, сам не зная чего.
Но горюй не горюй, а устраиваться как-то надо. Попытался найти кого-либо из тех, с кем родители водились семьями. Оказалось: одних вот так же разбомбили, другим удалось эвакуироваться. Вспомнил про записку бригадира, двинул на станцию искать адресата.
Охрану несли, как и было заведено у немцев, полицаи. Один из них, рябой, приземистый, уже в годах, заметил Эдика, прикрикнул:
– Ты, щенок, какого черта тут надо?
– Я по делу, у меня записка…
Показал листок, будто он мог служить пропуском. И рябой в самом деле махнул разрешающе рукой, спросив равнодушно:
– До кого адресована?
– Ковалеву. Он тут на ремонте вагонов. Степан Саввич Ковалев.
– Так, так, так? – ободряюще прострочил рябой, вдруг проявив неподдельный интерес. – Ковалев, говоришь? Степан Саввич?
Поманил к себе.
– Ну-к, покажь, какая там писулька!
Эдик протянул записку, но рябой раньше цепко ухватил его за локоть.
– Это ты оч-чень даже ко времени, – произнес с непонятным злорадством. – И кто, скажи, послал тебя?