Попробовали. Спаситель, помогая, с силой потянул за просунутую вперед руку и содрал ему кожу. Не сказать, чтобы боль была непереносимой, но он не удержался – вскрикнул.
– С ума с-сошел? – зашипел тот.
Метнулся к выходу, осторожно приотворил створку двери.
– Все спокойно,- сообщил, возвращаясь.
Эдику сдавило грудную клетку, он с трудом втягивал воздух. Уперся в стул, пытаясь протолкнуться дальше – стул вывернулся из под ног, они повисли без опоры.
– Тяни,- попросил.
– Опять заорешь?
– Тяни!
– Хорошо, только ты сожми зубы и терпи.
Обхватил за предплечье, потоптался, примериваясь,
крякнул и рванул наружу. Горячая волна опалила грудь, и Эдик, чтобы не закричать, впился зубами в руку. Зато плечи были уже на свободе.
– Жив? – заглянул в лицо спаситель.
Эдик с усилием разжал рот, но ничего не сказал. Не смог.
Остальная часть туловища и ноги прошли в проеме без затруднений. Парень прикрыл окошко, похвалил:
– А ты с характером!
Эдик молча разглядывал проступившую сквозь рубаху кровь.
– Не обращай внимания, – успокоил тот, накидывая ему на плечи куртку. – Заживет, коли все обойдется.
Подтолкнул к выходу, добавил тоном приказа:
– Пойдешь так, будто веду тебя под конвоем.
На улице достал из кармана пачку махорки, стал
присыпать следы. Возле здания, к счастью, никто не дежурил.
Прошли вдоль стены до угла, повернули к лестнице, ведущей на чердак, и тут нос к носу, что называется, столкнулись с рябым.
– Куда это ты, старшой, моего крестника повел? – с ревнивой подозрительностью приступил он к парню.
– Да вот, понимаешь, капитана срочно вызвали в комендатуру, так он препоручил постеречь. Пускай, говорит, при тебе побудет, в надежном месте.
Рябой недоверчиво хмыкнул, оглядел Эдика, перевел взгляд на парня.
– И где же, ты считаешь, это надежное место?
– А на чердаке, где я наблюдательный пост оборудовал. – И позвал: – Айда с нами, Махоткин, там все теплее, чем на дворе. За ветром как-никак.
Рябой потоптался, словно бы раздумывая, потом вдруг заступил Эдику дорогу, а парню сказал:
– Я его сам постерегу, от меня, будь уверен, не сбежит.
И со знакомой уже Эдику цепкостью ухватил его за локоть. Эдик рванулся, пытаясь освободиться, но локоть был как в клещах.
– Чем он тебе насолил, Махоткин? – вступился парень. – Чего к нему вяжешься?
Рябой зыркнул по сторонам, точно высматривая, кого бы из своих призвать на помощь.
– Я вяжусь, а ты з-защищаешь? – нервозно взвизгнул, нашаривая свободной рукою свисток на шнурке, – Давно з-замечаю, больно жалостлив к шушере! Может, з-заодно с подпольщиками?
Парень, не ответив, тоже быстро глянул по сторонам, потом шагнул к рябому и, поймав руку со свистком, круто заломил, вывернул за спину. Рябой матюкнулся сквозь зубы, выпустил Эдика и, скрючившись, буквально переломившись от боли надвое, оказался лицом на уровне каменного фундамента здания. Тогда парень навалился всей тяжестью, резко толкнул противника вперед, на каменную кладку. Тот с маху стукнулся головой, и этот таранный удар выбил его из сознания. Он мешком осел на грязный снег. Парень, не мешкая, выхватил пистолет, хрястнул упавшего по затылку.