— Вы снова плачете. Нет для этого причины.
— Вот так все время и происходило. Слезы появлялись… сами по себе.
— Наверное, нам лучше пожениться, Мег.
Широкая и какая-то возбужденная улыбка на ее лице заставила мое сердце замереть, но не остановила медленный поток ее слез.
— После того, как вы станете ухаживать за мной, Фенн. Ухаживать, а затем сделаете мне предложение.
— Я все время за вами ухаживал.
— Но теперь это будет по-другому, совсем по-другому.
Она слегка коснулась моей руки и исчезла из комнаты, не дав ответа. Осталось воспоминание о прохладном и мягком прикосновении к тыльной стороне моей ладони. Я целовал то место, к которому она прикоснулась. Если они не выпустят меня в воскресенье, я им тут все стены разнесу.
Действительно, как она и обещала, теперь все это было по-другому. Высокая и гордая девушка прижималась к тебе, твои руки были готовы вместе с ней обнять весь мир, сердце рвалось из груди.
— Ты должна понять меня, — говорил я ей. — Если потребуется, я могу очень и очень многое в себе изменить, но я не в силах перестать быть полицейским. У тебя будут лучшие варианты, и тебе стоит их подождать, быть может, ты решишь сделать выбор в пользу какой-то более… значимой жизни в более приятном уголке мира.
— Тебе следует понять меня, Фенн Хиллиер, — говорила она. — Я там, где моя любовь, такой уж я создана. В этом моя сущность. Я предназначена человеку, который заполняет сейчас всю мою жизнь, и я счастлива, что мы тянемся друг к другу, потому что в тебе есть… добродетель. Я стану любить тебя в любом случае, так уж, видно, судьбой указано. И из-за твоей добродетели, Фенн, не должно быть у меня никаких барьеров и тормозов, я готова отдавать тебе что имею, и я сделаю тебя очень, очень счастливым. Вот поэтому для меня быть не может какой-то более значимой жизни, и где бы мы ни оказались, это будет самый приятный в мире уголок.
Жениховство — слово старомодное, и она вложила в него всю эту старомодность, так что мне оставалось лишь гадать относительно степени страстности ее натуры, получая многообещающие поцелуи, — вплоть до нашего медового месяца, когда, словно в опровержение скабрезных историй, ходящих среди обитателей Долины о девушках с нагорья, подтвердилась ее девственная чистота, о чем прежде говорилось намеками. Мы провели вместе две недели в конце августа, имея в своем распоряжении одолженный фургон и очень небольшую сумму денег. Первые две ночи мы провели в отеле в городе, расположенном в полусотне миль от нас, а затем двинулись в сторону нагорья, ее нагорья, захватив еду и снаряжение для жизни в палатке, кое-что из этого мы прикупили, что-то взяли взаймы. Ей были известны укромные места и дороги к ним. Двенадцать дней и ночей мы прожили на берегу озера в палатке, что проделала сюда с остальными нашими вещами двухмильный путь от того места, где кончилась дорога, проведенная лесозаготовителями. Это был край дикой природы, с прекрасным чуть затуманенным видом и полным отсутствием следов человека. Мы очень много говорили, очень много бродили, делили между собой обязанности, набрасывались на еду как волки и — в полном смысле этого слова — познавали друг друга.