— Но пока еще этот год. Я буду осторожен.
— Ты был осторожен с момента, как тебя выпустили.
— Я переменился, стал другим человеком. Думал, ты заметил.
— Переменился? Да все я замечаю. Какое ты представление устроил с дочкой этих Перкинсов. Удивляюсь еще, как ты в койку ее не затащил. Ведь дело-то нехитрое. Просто надо было бы внушить, что кроме пользы ей это ничего не принесет. Тебе, видно, пока что неприятностей не хочется. Должно быть, приказали тебе подальше держаться от всяких дешевок.
— Никто ничего мне не приказывает, зятек. Повадки у тебя ищейки полицейской, и пасть ищейки, и нос, как у ищейки, вынюхивает все.
— Мы с тобой, Макейрэн, можем распознать друг друга за четверть мили. Ты знаешь, кто я такой, и я знаю, кто ты.
— Похоже, ты хочешь нарваться, — произнес он.
Я следил за малозаметными переменами, происходившими с ним: прочно на землю поставлены обе ноги, плечи подняты, подбородок опущен. Мне бы надо насторожиться, но в какой-то момент он меня рассмешил. И я открыто расхохотался. Лицо его обрело красноватый оттенок, и стали виднее белые шрамы около бровей.
— Мы что, на школьном дворе? — спросил я. — Разборку затеять вздумал? Ты многих отделать можешь, Макейрэн. Милред, Мег, Дэви Морисса, Кэти Перкинс. Наверное, и меня, да только вряд ли я тебе шанс такой дам. Нет уж. Только сунься — я в миг слетаю за своим специальным и размозжу тебе пулей колено в крошево, а пока ты будешь на землю валиться, челюсть тебе набок сворочу.
— Вшивая ищейка, — тихо вздохнув, произнес он с угрозой.
— Не стану оправдываться, — улыбнулся я и прошел мимо него в дом.
Мег поинтересовалась, отчего я как дурак улыбаюсь. Я ответил, что мы мерились мускулами с ее братцем и выяснили, что таких, как у меня, он не видывал. Еще добавил, что пришел в восторг от машины за две тысячи триста долларов и что мы это еще потом обсудим. Войдя в гостиную, я обнаружил там Лулу, Джуди, Бобби, а на телеэкране — «Трех марионеток». Спустя несколько минут, пока на экране бросались друг в друга тортами, Мег позвала детей ужинать. Для нас это стало новым правилом — кормить детей раньше и отдельно от нас. Так было проще, нежели усаживать одновременно за стол всех пятерых. Это заставляло каждого вести себя натянуто.
Вошел Дуайт и, не взглянув на меня, растянулся на диване. Мы посмотрели вечерние новости и прогноз погоды. После этого начался какой-то боевик. Он, как мне показалось, стал следить за развитием действия, так что я не стал выключать телевизор. Я попытался читать журнал, из тех, что печатают много информации. Не слишком-то я этим интересовался. Не думаю, что новости вообще кого-нибудь интересуют. Хотя, в общем-то, интересоваться новостями следовало бы. Для всех нас, обитателей малых и больших городов, имеют гораздо большее значение какой-нибудь разболевшийся зуб мудрости, увеличение тарифов на воду или трехдневные дожди, чем события в Конго. Возможно, так было всегда. Но сейчас передается столько сообщений, так много людей стараются обрушить на тебя сведения о событиях, которые потрясают мир, и при этом подспудно ощущается вероятность того, что кто-то в одночасье сотрет тебя в порошок — случайно либо умышленно. Если ты находишься в комнате, где восемь или десять человек одновременно рассказывают тебе о каких-то ужасных происшествиях, ты всех перестаешь слушать и начинаешь думать о том, что уже неделю тебе бы надо пойти постричься. Я ловил себя, что, глядя на телеведущих Хантли и Бринкли, я лишь видел их движущиеся губы, но не слышал, что они говорили, как если бы был выключен звук, потом я узнал, что так бывает у многих. Все столько всего тебе говорят, что ты слышишь уже какую-то труху.