Дверь деревянная, толстая, железом оббита. Открывать ее ведьма не спешит. Но ведь и я не спешу, куда мне? Впереди длинная пустая жизнь, долблю себе и долблю.
И зачем фыркать и шипеть? Я не лошадь, чтобы шипения бояться. Кстати, и сама так тоже умею!
— Кто и зачем? — неприязненно спрашивает бабка.
— По делу я к тебе, чернокнижница.
Дверь скрипуче раскрывается, там внутри немного тепла и света, бабка не так уж и стара, спина прямая, волосы длинные, блестящие карие глаза настороженно и быстро меня оглядывают.
— Я ведунья, деточка.
— Чернокнижница Астелия, впусти меня побыстрее, я не уйду.
Мы неотрывно смотрим друг на друга и через пару мгновений она отступает, смирившись с моим приходом. Мудрая тактика.
За дверью пол из обожженных глиняных кирпичиков, им замощена вся прихожая и кухня прямо напротив входа. На кухне — горящая печь с открытой заслонкой. Отблески пламени выползают наружу, разукрашивая деревянный стол кровавыми узорами. Каждый раз когда такое вижу — все пылает внутри, сгорая в пепел. Снова и снова, каждый раз.
— Сядь здесь, — выводит из забытья голос, уже не такой настороженный, как вначале. Зря, бабка, расслабилась, не думай, что я слабая. Это просто так… минутное падение в ничто.
— Я по делу, чернокнижница.
Морщится, но молчит. Садится я не собираюсь, подхожу к стулу, на который она опускается сама.
— Говори.
— Мне нужен учитель. Вызвать беса. Самого слабого, на повеление демонами я не замахиваюсь. Обучишь по-быстрому?
— Нет.
— Соглашайся, бабка, я хорошо заплачу.
— Нет, никогда.
— Все равно придется. Долг крови свой перед Атисом отдашь… мне. Так дед завещал.
О, что-то страшное для нее сказала. Вздрагивает, будто слышит кого-то, кроме меня, и глаза такими нездоровыми становятся, словно ее приступ давно забытой боли настиг.
— Ну что, бабка? Договоримся по-хорошему?
— Атис… Чем докажешь, что он послал? Нет его уже, духи весть принесли.
Доказывать и не надо, мои слова, точнее сила переданного долга видна, как на ладони, лихорадочные движения ее пальцев и подрагивание губ не смогла скрыть даже многолетняя выдержка. Но ладно, так и быть.
— Письмо у меня от него есть, — копаюсь в заплечном мешке. Как я все-таки устала, шла сюда. Шла… Зачем? Что изменится, вызови я этого треклятого анчутку да добудь бляху? Поеду, кину в лица всем этим… родственникам? Неужели и правда верю, что за такое кто-то, навесивший проклятье, пожалеет да отпустит? Кто-то отплатит добром? Кто?
Читает. Не очень-то, похоже, ей нравятся дедулины выкрутасы. Выпендрился на старости лет. Сделал доброе дело.
Свиток опускается на колени, лихорадочный взгляд чернокнижницы теряется в каменных стенах и блуждает где-то за пределами дома.