Вот тут уж ничего не остается, кроме как пялиться на него во все глаза. Ладно те, кто меня ни разу не видел, могут и придумывать всякие страсти. Но Ждан, который меня лично знает и верить в такое… И лицо какое серьезное!
— Извини, не удержался. — Вдруг быстро говорит Ждан и тут же хохочет во весь голос! Так это он оказывается так… шутит!
Пока я раздумываю, как бы ему быстро и вероломно отомстить, Ждан вдруг замирает. Неужели почувствовал мои намерения и испугался? Странно, ничего страшного пока не придумалось, кроме как поджарить его целиком на костре, но это получиться сделать только мысленно.
Ждан хмуро смотрит перед собой.
— Улем… когда твой инстинкт скажет свернуть с дороги, сверни, — говорит. Что-то увидел?
— А я всегда так делаю, — невозмутимо сообщает Улем.
— Вот и в этот раз так же сделай.
Через несколько минут мы с Улемом уходим пешком на северо-восток. Я оглядываюсь на Мотылька и заодно вижу, как уныло смотрит нам вслед Ждан…
И тут же его прощаю. В который, интересно, раз?
На ночевку мы останавливаемся, когда почти темно. Улем долго ходит вокруг, принюхиваясь и только потом идет в лес за водой. Костер тоже сам разжигает, оставляя меня бездельничать, сидя у дерева. Как когда-то. Я устаю все так же, потому просто закрываю глаза и не мешаю. После ужина, закутавшись в мой новый легкий плащ, подаренный Радимом, закрываю глаза и зову… Если глаз не открывать, кажется что рядом тепло, будто он тут.
Когда в лесу вскрикивает какой-то зверек, я резко открываю глаза и вдруг вижу, как пристально смотрит на меня Улем. Так… необычно. Он тут же отворачивается, втыкаясь взглядом в огонь. На крик не реагирует, значит, вопил кто-то безобидный.
Сколько мы с Улемом проводим времени вместе? Гораздо больше, чем с Радимом. К присутствию Улема я привыкла, как будто к собаке, которой велено меня охранять. Он всегда настолько одинаково невозмутим, что со временем все начинают его воспринимать как… бездушный предмет. К примеру, почти никто не знает, что с ним случилось. А те кто, скорее всего, знают, молчат. Однажды я спросила его прямо, что? Он сделал вид, что не слышит вопроса и больше я не навязывалась.
Митроль говорила, вокруг люна-са всегда родиться любовь, всегда любви и счастья больше, чем вокруг обычных людей. Если она не врала, то может и Улему станет однажды проще? Мне бы очень хотелось, чтобы он оттаял, но время идет, а Улем постоянен, как смена сезонов. Как каменные скалы. Как движение светил.
Но я не рискую больше с ним говорить о личном. Нельзя осчастливить всех, даже если очень стараться. Кто-нибудь всегда остается на задворках, до тех пор, пока не оглянется по сторонам и не решит, что сидеть с обдуваемого всеми ветрами краю он больше не желает.