— Насколько я понимаю, это у него получилось?
— О да! Можно сказать, что эксперимент удался. А моя дочь даже научилась есть сырую мороженую рыбу и печень тюленя, как и положено истинным гренландцам. — Леннарт грустно покачал головой. — Мне остается лишь надеяться, что когда-нибудь ей это все-таки надоест. И они переедут хотя бы в Амазонию…
— Вашей дочери, видимо, с самого начала хотелось жить интересной жизнью.
— Ваша жизнь, Бьерн, не менее интересна! — кивнул на монитор Бодстрем. — Вы заняты поисками потомков Жозефины Богарне, и от результатов этих поисков зависит, видимо, очень многое.
— Да, именно так. — В голове Бьерна гудело. — Но как вы узнали об этом человеке?
— Нас свела вместе самая большая семья в мире — семья ООН, — улыбнулся Бодстрем. Он чуть расслабил узел галстука. — Два года назад меня вызвали в Женеву для участия в работе нашей делегации, которая обсуждала вопросы, связанные с реализацией прав человека в Дании. Эта проблема стояла тогда довольно остро, ведь многим постоянно проживающим в Дании иностранцам отказывали в праве получить датское гражданство, участвовать в выборах и так далее. Так что обсуждения проходили весьма бурно как на самой конференции, так и в кулуарах. Естественно, что в ходе работы мы быстро перезнакомились со всеми остальными делегатами из других стран. Тот человек, о котором я сейчас говорю, представлял Францию. Я сразу обратил на него внимание. Гастон выделялся каким-то особым, лишь ему одному присущим шармом, соединенным с удивительным умением необыкновенно изящно формулировать самые заковыристые политические проблемы. Причем делал он это с такой непринужденностью, которая свидетельствовала о том, что в детстве этот человек получил безукоризненное образование, соединенное с аристократическим воспитанием. И, что удивительно, он совсем не стремился выпячивать эти качества, а скорее старался держаться в тени. Похоже, сказывалось чувство такта, порожденное все тем же воспитанием. — Губы Бодстрема тронула улыбка. — Признаюсь, я был не единственным, кто буквально влюбился в Гастона де Рошфора де ла Валетта. Другой жертвой его обаяния стала Астрид Пальмгрен, которая тоже работала в нашей делегации.
— Значит, это произошло два года назад! — вырвалось у Бьерна. — А я был в то время в Судане.
Кашлянув, Бодстрем продолжил:
— Естественно, общаясь с ним, я узнал, что он является дальним родственником императрицы Жозефины. Это сразу объяснило все. Я даже постарался познакомить Гастона со своей дочерью и, честно говоря, ожидал, что из этого что-то выйдет. Но, наверное, я зря надеялся. В результате она оказалась в Гренландии… — Леннарт поднял брови и внимательно посмотрел на Бьерна. — Во всей этой истории, откровенно говоря, меня удивляет лишь одно: почему не знали об этом вы?