Опять этот ровный, холодный тон! А я-то надеялся, что уже имею право на откровенность.
Вернулись наши хозяева. Они не могли не заметить, что между нами произошла размолвка, но не подавали вида. Лишь в больших серых глазах Аги я прочитал недоуменный вопрос.
Аги была в пальто, волосы собраны под платком. В руке большой бидон.
– Прошу прощения, дорогие гости, но надо было собрать в путь-дорогу нашу невесту. – Бела-бачи ласково потрепал Аги по щеке.
Мне очень хотелось спросить, куда и надолго ли, но я не решался. Вместо меня спросил капитан:
– Далеко?
– В село. Километрах в десяти. Но ведь теперь не мирное время, каждая такая поездка отнимает уйму времени. Да и потом Аги ездит не пустой. Везет кое-что такое, за что по головке не погладят.
Капитан тронул бидон.
– Тяжелый!
– Вино, – Аги открыла крышку и торжествующе улыбнулась. – Видите? Наш постоянный и единственный товар.
– Смотри, осторожно, – предупредил Бела-бачи. – Вчера на вокзале шпики вскрывали чемоданы. Как бы на контрольном в твой бидон не залезли.
Двойное дно…
– А я поеду на немецкой машине – теперь их в ту сторону чертова уйма. Пусть тогда попробуют остановить.
Она побежала к выходу, кося на меня одним глазом. Я чувствовал, что должен сейчас сказать что-нибудь теплое, ободряющее.
– Ни пуха, ни пера! – произнес я по-русски.
Она поняла, что это пожелание удачи. Улыбнулась, снова озорно подмигнула и скрылась за дверью.
– За нее я не боюсь, – Бела-бачи успокаивал нас и себя тоже. – Она выкрутится. Верткая, как ящерка. Недавно был такой случай. Раскидала на базаре листовки, остались три-четыре. Вдруг к ней жандарм. Приметили, или просто так, проверка. «Стой!» Она руки с листовками за спину, отступает, к ним лицом, и еще смеется. А рядом жаровня, кукурузные хлопья продают. Аги к жаровне, листовки, не глядя, в огонь опустила, и стоит, хохочет. Жандармы подбежали, она им пустые руки показывает – пошутила! Ничего, выкрутилась.
– А в село она зачем? – спросил капитан.
– Есть там людишки… Тоже интересно, как иной раз бывает. Бьешься, бьешься – ничего не получается. А тут само собой, без всякого труда.
– С божьей помощью, – у Шандора весело блеснули глаза.
– Вот именно, с божьей, – усмехнулся Бела-бачи. – Назначили в село нового попа. Прикатил патер прямо из Будапешта – провинился там в чем-то, грехи послали в село искупать. Образованный, в очках, говорит на нескольких языках. И страшный противник коммунизма. Не просто – теоретик! В газетах статейки писал, все доказывал, что коммунизм противоречит учению Христа. Словом, крупный специалист. Приехал, и ну в своих проповедях коммунизм бранить. Не как-нибудь, по-ученому. Коммунизм, дескать, провозглашает равенство, но не могут быть никогда равными грешник и праведник. Коммунизм хочет построить рай на земле, а верующие должны заботиться только об одном: как бы попасть в рай после смерти. Словом, разбил коммунизм по всем линиям. А село неграмотное, бедное, земли у них неважные, еле концы с концами сводят. Ни о каком коммунизме там раньше и слыхом не слыхали. А если и слышали, то уж совсем не то, что поп им рассказал. А он все не успокаивался: громит коммунизм и громит. Как взберется на кафедру, так и открывает огонь из всей своей научной тяжелой артиллерии. В конце концов, донял все-таки наших венгров. Стали они интересоваться. За что поп его так честит, этот самый коммунизм? Вещи-то вроде аппетитные: все равны, рай на земле… Ну, самые любопытные давай расспрашивать знающих людей, потом другим рассказывать… Словом, теперь у них там крепкая ячейка. Сколько листовок туда ни кинем, все мало. Вон ведь до чего ученый поп доборолся!