Эмансипация евреев, какой ее гарантировала система национальных государств в Европе в XIX столетии, была двоякого происхождения, и ей всегда была присуща определенная двусмысленность. С одной стороны, эта эмансипация была получена из рук политической и правовой структуры нового государства, которое могло функционировать только при условии политического и правового равенства. В интересах правительства было как можно полнее и как можно быстрее выкорчевать неравенство, связанное со старым порядком. С другой стороны, она была очевидным следствием постепенного расширения специфических привилегий евреев, поначалу дававшихся только некоторым индивидам, а затем через них и узкому кругу преуспевающих евреев. Только когда эта ограниченная группа оказалась не в состоянии сама по себе справляться со все увеличивающимся числом дел государства, такие привилегии были наконец распространены на все западноевропейское и центральноевропейское еврейство.[35]
Таким образом, в одно и то же время и в одних и тех же странах эмансипация означала равенство и привилегии, разрушение прежней автономии еврейского сообщества и сознательное сохранение евреев как особой группы в обществе, отмену особых ограничений и особых прав и распространение таких прав на увеличивающуюся группу индивидов. Равенство условий существования для всех подданных стало предпосылкой функционирования нового государства. Данное равенство было осуществлено по крайней мере таким образом, что прежние правящие классы были лишены своей привилегии на управление, а прежние угнетенные классы — своего права на защиту, однако этот процесс совпал с процессом зарождения классового общества, что вновь разделило подданных в экономическом и социальном отношении столь же эффективно, как это делал старый режим. Равенство условий существования, каким его понимали якобинцы в период Французской революции, стало реальностью только в Америке, в то время как на Европейском континенте оно было сразу же заменено простым формальным равенством перед законом.
Базисное противоречие между политическим состоянием, основывающимся на равенстве перед законом, и обществом, основывающимся на неравенстве, проистекающем из классовой системы, препятствовало как развитию и функционированию республик, так и зарождению новой политической иерархии. Непреодолимое неравенство в социальных условиях, а также то обстоятельство, что на континенте классовая принадлежность навязывалась индивиду и вплоть до первой мировой войны практически предопределялась его происхождением, могли каким-то образом сосуществовать бок о бок с политическим равенством. Только политически отсталые страны, такие, как Германия, унаследовали некоторые феодальные пережитки. Здесь представители аристократии, которая в целом уже превратилась во многом в класс, обладали привилегированным политическим статусом и могли, таким образом, как группа сохранять определенные особые отношения с государством. Но это были лишь пережитки. В полной мере развившаяся классовая система однозначно означала, что статус индивида определялся его принадлежностью к своему классу и его отношением к другому классу, а не положением в государстве или в государственной машине.